Лев Тихомиров об Учредительной Грамоте 1613 года как об основополагающем правовом акте российской государственности

Избрание на престол Дома Романовых, как известно, сопровождалось замечательным учредительным документом, который известен под наименованием «Утвержденной грамоты». Когда новоизбранный Царь Михаил Феодорович, после долгих отказов, изъявил наконец согласие принять скипетр и державу, и депутация возвратилась в Москву с этим радостным известием, на Соборе возникла мысль о необходимости увековечить великое деяние особой «Утвержденной грамотой». Решение это было постановлено 14 апреля.

Разумеется, составление Грамоты потребовало довольно продолжительной работы, причем неоднократно изменялась редакция документа. Некоторые отрывки первоначально предложенных редакций дошли и до нас. Все поправки касались, однако, не существа царско-народных отношений, а имели или стилистический характер, или относились к изложению исторических событий. Так, Собор, видимо, не счел удобным слишком подчеркивать злодейское убиение Годуновым Царевича Дмитрия Углицкого и в окончательной редакции лишь мимоходом упоминает об этом и о Божией за это каре, тогда как в первоначальной редакции злодеяние было отмечено с особенным негодованием. Точно так же в окончательной редакции исправлены сведения о Григории Отрепьеве.

По составлении Грамоты она утверждалась подписями и печатями, что взяло также не мало времени, так что продолжалось даже еще в мае месяце, уже по прибытии нового Государя в Москву.

Грамота эта, к сожалению, не была внесена в полное собрание законов, в котором должна бы была занимать первое место, ибо сам Собор 1613 года придавал ей чрезвычайное значение и прямо называет ее Соборным Уложением, придавая ей характер основного закона. «Да будет, — заявляет он в самом тексте, — впредь крепко и неподвижно и стоятельно во веки, как в сей утвержденной грамоте написано», и «всему инако не быти, как в сей утвержденной грамоте писано».

Не внесение этого важнейшего Соборного Уложения в полное собрание законов, почему-то не восходящего раньше Уложения Алексея Михайловича, причинило огромный пробел в развитии нашей государственно-правовой мысли, и не может быть называемо иначе как недозволительным кодификационным произволом графа Сперанского. Этот произвол обратил в простой исторический документ акт, Всенародным учредительным Собором утвержденный, как акт юридический, как Соборное Уложение, неповиновение которому объявлено было Собором как мятеж, подлежащий каре закона. Для развития идеи монархического государственного права в России это упразднение юридического значения Соборного Уложения 1613 года составило непоправимый ущерб, ибо сделало для нашего государственного права непонятной самую сущность Самодержавия и его отличие от простого «абсолютизма».

Идея юридической неограниченности Царской власти и нравственной обязательности известного содержания ее была, видимо, чрезвычайно ясна для Всенародного Собора 1613 года. С чрезвычайной тактичностью и тонкостью мысли, изощренной восьмилетними испытаниями, члены Собора не позволили себе дать каких бы то ни было прямых «инструкций» Царю, избираемому в качестве Верховной Власти, а посему получавшему всю полноту власти, но в то же время Собор указал совершенно отчетливо обязательные нормы этой Верховной Власти, объясняя для чего именно, во имя достижения каких задач она учреждается в лице Самодержавного Царя, и как она понимается всенародным сознанием. Таким образом, Соборное Уложение излагает самое содержание Верховной Власти, для осуществления которого она должна направить свои неограниченные права.

Безусловно, основною мыслью восстановляемого Собором государства является учреждение Православного Царства. Обязанности и отношения к вере и Церкви становятся во главу угла. Опасности, угрожающие вере и Церкви, есть основной мотив грамоты, обязанность противодействия этому выставляется самому Михаилу Феодоровичу, как неопровержимейший аргумент в пользу того, что он не имеет права уклониться от избрания. Всех иноверных кандидатов Собор признает недопустимыми. Восстановляя царство, от Господа ждут «Государя праведно и свята, и благочестива и благородна и Христолюбива». Царя избирают, «чтобы наша святая и непорочная истинная православная христианская вера греческого закона во всем Российском государстве была по-прежнему». Поставляемый Царь есть Самодержец Православного Царства: это есть основа всех основ восстановляемой государственности. Понятно, что Грамота не забывает при этом и необходимости священного коронования Михаила Феодоровича.

Для всякого, изучавшего идею христианского царства, понятна логика всего остального государственно-правового сознания Собора.

Прежде всего, власть, вручаемая Михаилу Федоровичу Романову, понимается как легитимная. Царь Михаил Федорович получает власть как последний представитель фамилии Иоанна Грозного. Непосредственная связь с Рюриковичами (имевшаяся у Романовых через князей Горбатых) обходится полным молчанием, и «Царе Михаиле» именуется отраслью Московских Даниловичей, именно — племянником Царя Феодора Иоанновича, «благоцветущая ветвь, от благородного корени отрасль». Это неоднократно подчеркнуто в Грамоте. Новоизбранный Царь ставился на то же самое царство, которого главами, как перечисляет Грамота, были Владимир Равноапостольный, Владимир Мономах, Суздальские Великие Князья, Александр Невский и т. д. до Грозного и Феодора Иоанновича. Во всей мере возможного Собор установил легитимную династичность, характер же народного избрания по возможности ослабляется. Всемерно подчеркнуто, что Михаил Феодорович поставляется на царство по избранию Божиему, а лишь затем и по избранию всего русского народа.

Власть эта определяется как наследственная, как продолжение прежней власти Царей, а вместе с тем подданным Грамотою вменяется в обязанность признавать Царями и потомков Михаила Феодоровича. Наследуя власть исторического Русского Царства, Михаил Феодорович тем самым получал власть неограниченную, Верховную. Термина «Верховная Власть» тогда не существовало, но Грамота именует Царя Михаила Государем и Самодержцем, что выражало наше современное понятие Верховной Власти. Слово «Государь» означало власть, выше которой нет.

Новгородцы, соглашаясь признать все титулы Великого Князя Московского, упорно не хотели именовать его «Государем», потому что у них «Государем» был сам Великий Новгород: «Государи Новгородцы», «Государи Псковичи» — это был титул народного собрания, несшего верховные права республики. Тот же смысл Верховной Власти имеет и слово «Самодержец». В настоящее время политическая тенденция производит жалкие передержки, стараясь уверить, будто бы титул Самодержца означает лишь автономность в отношении какой-либо иноземной власти. Толкование это в полном смысле юридически безграмотное. Само собою разумеется, что вассал татарский, или чей бы то ни было, не может быть «самодержцем» внутри страны, так как страна при этом не имеет собственной Верховной Власти. Но как только Московские Князья свергли Верховную Власть ханов, — они стали сами Самодержцами, Властью Верховной. Самодержец тот, кто сам державствует, независимо от кого бы то ни было. Государь есть власть, выше которой нет никакой; Самодержец есть власть, ни от кого не зависящая. Это суть два элемента Верховной Власти, которая, как наивысшая и ни от кого не зависящая, тем самым есть власть юридически неограниченная.

Таким образом, Царю Михаилу вручалась неограниченная Верховная Власть. Это являлось обязательной нормой восстанавлеваемого царства.

Другой обязательной нормой, по выраженным Собором желаниям, является государственное единство России. Грамота очень внимательно, многократно повторяет, что Царю вручается одна и та же государственная власть над всей Россией нераздельно, поясняя, что в область этой власти одинаково входят и Владимирская земля, и Новгородская, и царства Казанское, Астраханское и Сибирское и вообще «все великие и преславные государства Российского Царствия». При этом постоянно выражается пожелание, чтобы Царь отторженные грады и земли «паки во своя возрати», и даже, чтобы его пресветлое имя было «к расширению и к прибавлению великих его государств». Это объединение Земли русской и дальнейшее расширение государства Российского красной нитью проходит сквозь желания и молитвы Собора, относящиеся к новоизбранному Царю.

Третий ряд обязанностей Верховной Власти относится к тому, чтобы Царь исправил все разоренное, устроил все в тишине и благоденствии, как было при прежних благочестивых Царях. Эта тишина и благоденствие неразрывно связываются с благочестием, уничтожением измены и мятежей и вообще с поддержанием того настроения, которое соединено с религиозными христианскими верованиями.

Наряду с этой стройной системой нравственных норм Верховного устроения и правления Соборная грамота обязывает и подданных бесприкословным повиновением, наказывает им служить ему и будущим, происходящим от него Царям, «верой и правдой», «души и головы за них положить», биться до смерти с их государевыми изменниками и во всех делах быть, как Государь повелит.

Исторический фон, на котором в Грамоте изъяснены эти основы государственного права, восстановленного Царства, — составляет как бы иллюстрацию к тому, как государство, в течение веков славное и грозное, пришло к упадку и разорению вследствие нарушения этих государственных норм, связанных с религиозным благочестием. Отсюда и Цари, и подданные должны были научиться, как жить и действовать на будущее время для того, чтобы снова восстановить и удержать свою благоденственную славу.

Этот замечательный учредительный документ, не имеющий ничего себе равного во всемирной государственно-правовой созидательной деятельности, должен был по мысли Собора остаться навеки основой Русского Царства. Наша кодификационная работа исключила его из числа актов юридического значения несмотря на то, что именно на нем основана была Верховная Власть, триста лет с тех пор владычествующая в Русском государстве. Это не уменьшает его громадного исторического значения, о котором особенно своевременно вспомнить в настоящее чествование трехсотлетия династии, воцарившейся в 1613 году.

- Лев Тихомиров (1852-1923)

Впервые опубликовано: «Московские ведомости» № 44 (22 февраля) за 1913 год.

zarenreich.com