Георгий
БАТУХТИН
На
сопках Манчжурии.
Бой под Тюренченом
История
Восточного
отряда Русской
армии и первого
полкового
священника,
награжденного
Георгиевским
крестом в
русско-японскую
войну.
Восточный
отряд
Хотелось
бы рассказать
об одной малоизвестной
странице
Русско-японской
войны. Связана
она с действиями
полков 3-й
Восточно-Сибирской
стрелковой
бригады. Дело
происходило
в районе реки
Яла, отделявшей
Манчжурию от
Кореи. На ее
берегу был
выстроен большой
торговый город
Шахедзы, в котором
еще до начала
войны была
расквартирована
конно-охотничья
команда 15-го
Восточно-Сибирского
стрелкового
полка. Неподалеку
располагался
китайский город
Фынхуанчен,
в котором стояли
четыре сотни
Забайкальского
казачьего
войска. Задачей
этих частей
была охрана
торговых путей,
главным образом
– от хунхузов
(китайских
разбойников).
Если вспомнить,
что дело происходило
в степном регионе,
населенном
относительно
дикими племенами,
то напрашиваются
аналогии с
Диким Западом
САСШ, только
вместо апачей
были хунхузы,
а вместо федеральной
конницы – казаки
и сибирские
стрелки…
Когда
началась война
с Японией, у
русского командования
возникли опасения,
что японцы,
высадившись
в Корее, попытаются
вторгнуться
на территорию
Манчжурии
(находившейся
под протекторатом
России), форсируя
Ялу. Так они
уже поступали
в 1895 году (воюя
с китайцами),
да и разведка
подтверждала
эти опасения.
Поэтому в этот
район были
переброшены
основные части
3-й Восточно-Сибирской
стрелковой
бригады. Переход
был совершен
в тяжелых зимних
условиях в
феврале 1904 года.
Осложняло
ситуацию и то,
что большинство
солдат ни разу
не участвовало
в реальных
боевых действиях,
а треть и вовсе
была новобранцами,
прибывшими
из России и
непривычными
к горным маршам.
Но все же удалось
обойтись без
потерь. К 15 февраля
все части бригады
прибыли к месту
назначения
и заняли Фынхуанчен,
Шахедзу и поселок
Тюренчен. Там
к ним присоединилось
несколько
казачьих отрядов.
Эти войска
получили название
Восточного
отряда во главе
с командиром
бригады, генерал-майором
Николаем
Александровичем
Кашталинским.
Роль передового
дозора играла
одна из рот,
переправившаяся
на корейскую
территорию
и занявшая
город Ичжу.
Потянулось
ожидание. Строились
укрепления,
велась активная
боевая подготовка
новобранцев.
А два казачьих
полка под
командованием
войскового
атамана Семиреченского
войска генерал-майора
Петра Ивановича
Мищенко отправились
рейдом в Корею,
дошли до Сеула
и только там
повстречались
с передовыми
подразделениями
японской армии.
Интересный
факт – уже после
описываемых
событий генерал
Мищенко возглавил
единственный
глубокий
кавалерийский
рейд по вражеским
тылам в той
войне, известный
в её официальной
истории под
названием
«Набег на Инкоу».
А начальником
его штаба тогда
был А.И. Деникин
– будущий полководец
Белой армии…
Главной целью
рейда было
разрушение
железной дороги,
в том числе и
железнодорожных
мостов, на участке
Ляоян — Ташичао —
Дальний, чтобы
тем самым затруднить
переброску
осадной 3-й японской
армии, «освободившейся»
после падения
Порт-Артура.
За восемь дней
конница проделала
путь в 270 километров.
Во время набега
было разгромлено
несколько
японских воинских
команд, уничтожено
до 600 обозных
арб с воинскими
припасами,
подожжены
склады в порту
Инкоу, в ряде
мест нарушена
телефонная
и телеграфная
связь противника,
пущено под
откос два поезда,
взято, в качестве
«языков», 19 пленных.
Первые
бои
Вскоре
после возвращения
казаков Мищенко
из рейда, командир
Восточного
отряда, чтобы
не дробить
силы, приказал
передовому
гарнизону
покинуть Ичжу
и на корейском
берегу не осталось
ни одного русского
солдата. А 21 марта
1904 года его заняли
японцы. Это был
отряд генерала
Асада – 3 батальона
пехоты, 5 эскадронов
кавалерии, 12
орудий и рота
саперов. Японцы
в первые же дни
показали, какой
«новый порядок»
они намерены
установить.
В устьях Ялы
располагался
Русский поселок,
основанный
нашей лесопромышленной
компанией. К
моменту прихода
японцев русских
жителей там
не осталось,
но японцы нашли
корейского
старшину, служившего
в компании,
привязали его
за ноги к хвосту
коня и замучили
до смерти…
Обе
стороны занялись
разведкой сил
и позиций друг
друга. В первые
же дни выяснилось,
что на местное
население
полагаться
не стоит: те,
от греха подальше,
предпочитали
переждать бои
в укрытиях.
Поэтому вскоре
несколько групп
наших разведчиков
отправились
за «языками».
Одна из них –
27 стрелков под
командованием
поручика Демидовича
– в ночь на 26 марта
заодно уничтожила
лодки, которые
японцы группировали
на причалах
Ичжу, готовясь
к переправе.
Но через несколько
дней удача
отвернулась
от лихого офицера
– 30 марта, во время
очередной
вылазки, он был
убит неприятельской
пулей.
8 апреля
в районе Шахедзы
произошла еще
одна кровопролитная
стычка. Там
разведкой
стрелков занималась
группа под
командованием
штабс-капитана
Змейцына. И
вскоре им удалось
найти еще один
пункт сбора
плавсредств
японского
отряда – возле
поселка Янчади,
в устье небольшой
речушки, впадавшей
в Ялу. Утром 8
апреля, воспользовавшись
густым туманом,
штабс-капитан
принял решение
переправиться
через Ялу и
уничтожить
японский «флот».
На четырех
парусных лодках
Змейцын, подпоручики
Зевакин и Пушкин
с 32 стрелками
отправились
на эту рискованную
операцию.
Прибыв
на место, они
вступили в бой
с охраной лодок,
которой на
помощь из поселка
спешно прибыло
еще порядка
двух сотен
японцев. Змейцын
в самом начале
боя был ранен
двумя пулями
в грудь. Вскоре
ранило и Пушкина.
Ранено было
и 15 стрелков,
трое – убито.
Японцы пытались
окружить отряд,
но очнувшийся
Змейцын вовремя
отдал команду
отходить. Японцы
пустились в
преследование,
на реке они
вновь попытались
окружить и
потопить лодки
команды Змейцына,
но разведчиков
прикрыла огнем
наша батарея.
Потеряв пару
лодок, японцы
повернули к
своему берегу.
Разведчикам
удалось вырваться.
Но штабс-капитан,
до последнего
руководивший
командой, на
берегу скончался
от ран. Эта вылазка
стала последней
в серии «пристрелочных»
схваток – обе
стороны форсировано
готовились
к решающему
сражению.
Японцы
переходят Ялу
Началась
концентрация
сил. 21 марта на
помощь Восточному
отряду было
отправлено
еще несколько
полков сибирских
стрелков. Казалось,
марш будет
нетрудным –
полтораста
верст, но подвела
погода. На второй
день пути на
солдат обрушился
ливень, сменившийся
затем обильным
снегопадом.
Вода в горных
ручьях стала
прибывать и
переправы
сделались
невозможными.
Часть обоза
смыла разлившаяся
горная река.
В итоге марш
растянулся
на 12 дней, но
сибирские полки
прошли его
практически
без потерь.
Вместе с ними
прибыл и новый
командир Восточного
отряда – генерал-лейтенант
Михаил Иванович
Засулич, герой
русско-турецкой
войны 1877-78 гг. (увы,
но русско-японская
война принесла
ему гораздо
меньше славы,
о чем ниже).
На
противоположном
берегу собирали
силы японцы:
в окрестностях
Ичжу расположилась
вся армия генерала
Куроки (три
пехотных дивизии,
два кавалерийских
полка и значительное
количество
артиллерии).
Противостоять
им предстояло
двум неполным
бригадам пехоты
и трем полкам
казаков. Неравенство
сил было очевидным:
только пехоты
у японцев было
в два раза больше,
чем всех солдат
и казаков у
Засулича. Поэтому
командующий
русской армией
Куропаткин
приказал Засуличу
препятствовать
по мере сил
попыткам японцев
форсировать
Ялу, но от крупных
боев уклоняться.
Задача была
не из легких.
Между
тем, японцы
стали подготавливать
переправу в
районе Тюренчена.
А 12 апреля казачьи
разъезды обнаружили,
что с моря в
Ялу зашли два
парохода и две
миноноски
японского
флота, направленные
на обеспечение
переправы.
Восточный отряд
начал готовиться
к бою.
В ночь
на 13 апреля японцы
установили
на берегу Ялы
мощные прожекторы,
которые ярко
освещали ее
русло. А под
утро на наш
берег высадился
батальон японцев,
который спешно
начал наводить
мост через Ялу.
Происходило
это на левом
фланге позиций
Восточного
отряда, которым
командовал
генерал Трусов,
получивший
приказ без боя
Тюренчен не
оставлять.
Однако
генерал (опасавшийся
оказаться в
окружении)
решил иначе
и приказал
значительной
части сосредоточенных
в Тюренчене
войск отойти
к селению Чингоу.
На своих позициях
остались только
несколько
батальонов
стрелков и одна
батарея орудий
(всего 3,5 тысячи
солдат). Именно
им и предстояло
выдержать удар
армии Куроки.
Следующие
два дня прошли
в томительном
ожидании боя
(как известно,
ожидание часто
выматывает
нервы куда
сильнее, чем
само сражение).
Японцы продолжали
вести подготовку
к форсированию
Ялы. Усугубляло
ситуацию и то,
что в приказах
командования
четко говорилось:
Яла не является
«последним
рубежом», решение
об отступлении
уже принято,
но и оставить
позиции совсем
без боя тоже
нельзя.
Чтобы
разрядить
давление на
личный состав
командование
Восточного
отряда 16 апреля
приняло решение
о проведении
большой разведки
боем. Двум батальонам
стрелков при
содействии
двух групп
конной разведки
было поручено
переправиться
на корейский
берег и «прощупать»
японские позиции
в Хусанских
горах. Надо
отметить, что
этот район был
отлично знаком
сибирским
стрелкам, которые
не раз совершали
туда вылазки
(еще со времен
охоты на банды
хунхузов). Разведка
боем была успешной:
японцы понеся
серьезные
потери, отступили.
Разведчики
с большим количеством
трофейного
вооружения
к вечеру вернулись
в Тюренчен.
Японцы
продолжали
сосредотачивать
силы напротив
левого фланга
Восточного
отряда. Но его
командир не
решался стягивать
все силы к Тюренчену,
опасаясь, что
действия Куроки
– отвлекающий
маневр. Тем
временем сам
Куроки стянул
на своем берегу
напротив Тюренчена
почти всю артиллерию,
в итоге одной
русской батарее
противостояло
теперь около
80 тяжелых и легких
орудий, готовых
всей своей
мощью обрушиться
на позиции
русских солдат.
В окружении
противника
В ночь
на 17 апреля японцы
закончили
строительство
еще одного
деревянного
моста возле
деревни Дихуадон
(8-ю километрами
севернее Тюренчена)
и утром на российский
берег переправился
целый полк
японской пехоты.
Таким образом,
силы японцев
на российском
берегу уже
превосходили
численно
подразделения
Восточного
отряда. А ведь
это был пока
авангард армии
Куроки, которым
командовал
генерал-майор
Киецу.
Следом
Ялу перешли
еще полк пехоты,
полк конницы
и артбатарея.
Этот сводный
отряд двинулся
вглубь Манчжурии,
оттеснив отряды
уссурийских
казаков и разведчиков
24-го Восточно-Сибирского
стрелкового
полка. Японцы,
перенося местами
пушки на руках,
обошли горными
тропами наши
позиции и к
вечеру были
готовы атаковать
позиции тюренченского
гарнизона с
тыла.
А утром
18 апреля японская
артиллерия
начала обстрел
позиций русских
войск из всех
орудий. Наша
батарея пробовала
вести ответный
огонь, но успела
выпустить лишь
триста снарядов
(большей частью
— пристрелочных),
после чего ее
позиции были
разбиты массированным
огнем противника.
И почти сразу
показались
густые цепи
японской пехоты…
Основное
направление
атаки пришлось
на позиции
полковника
Громова, который
с шестью ротами
стрелков и
двумя орудиями
занимал позиции
в «манчжурской
части» Хусанских
гор (тех, что
располагались
на манчжурском
берегу). Видя,
что противник
превосходит
его по численности
в несколько
раз, полковник
отдал приказ
отходить к
небольшой
деревушке
Потетынцза
(где располагались
позиции нашей
батареи), что
ему и удалось
сделать с
минимальными
потерями, несмотря
на активный
огонь противника.
В половине
одиннадцатого
утра японские
лодки заметили
и непосредственно
под Тюренченом.
Русские артиллеристы
встретили их
шрапнелью. Но
японцы тут же
ответили
массированным
артобстрелом
городка, ставшего
центром позиций
этой части
Восточного
отряда. На улицы
Тюренчена упало
полтысячи
снарядов. Погиб
на боевой позиции
командир нашей
батареи (второй,
первая располагалась
в Потетынцзе)
полковник
Маллер. Погибли
и еще ряд русских
офицеров. Этот
обстрел стал,
кстати, первым
испытанием
в реальном бою
новых скорострельных
пушек, закупленных
японской армией.
И их непрерывный
рев у стрелков-восточносибирцев,
которым еще
не приходилось
сталкиваться
с таким темпом
огня вызвал,
по воспоминаниям
участников,
обидное чувство
собственного
бессилия. Увы,
но артиллерия
Восточного
отряда проигрывала
японской не
только количественно,
но и по своим
характеристикам.
Предшествовавшие
бессонные ночи
и многодневное
ожидание тоже
сказывались
сейчас, не добавляя
солдатам бодрости.
К тому же, начались
маневры, предшествующее
отступлению.
Отступление
это, как говорилось
выше, было
запланировано
командованием
Восточного
отряда. Но об
этом знали
офицеры, а солдатам
начинало казаться,
что происходит
оно потому, что
сопротивляться
японцам нет
никакой возможности.
Паники еще не
было, но распространялось
отчаяние…
Вновь
попыталась
своим огнем
помешать японским
саперам сооружать
новые переправы
батарея, стоявшая
в Потетынцзе.
Но и в этот раз
им пришлось
вскоре замолчать
под ответным
огнем японцев,
второй раз за
день обрушивших
на четыре русских
орудия мощь
нескольких
десятков современных
пушек.
Артобстрел
продолжился
и после полудня.
Снаряды рвались
на всех позициях
русских войск,
в Тюренчене
и на улицах
поселка Шахедзы,
разрушая дома
и убивая мирных
жителей. Под
прикрытием
артиллерии
японская армия
беспрепятственно
сооружала новые
и новые переправы.
Так продолжалось
до самого вечера.
Полшестого
вечера стрельба
прекратилась.
Заходящее
солнце слепило
глаза японским
артиллеристам,
а позиции двух
армий настолько
сблизились,
что вести огонь
в таких условиях
было уже опасно.
В наступившей
тишине русские
войска стали
подсчитывать
потери этого
дня. Несмотря
на тысячи снарядов,
выпущенных
японцами по
нашим позициям,
потери оказались
достаточно
малыми – погибли
три офицера
и 16 нижних чинов,
еще 9 офицеров
и 57 солдат получили
ранения. Но
главного результата
– обеспечить
свободную
переправу через
Ялу – японцы
все же достигли.
И к рассвету
18 апреля вся
армия генерала
Куроки была
на ее правом
берегу, напротив
позиций левого
фланга Восточного
отряда. Более
того, японцы
практически
окружили Тюренчен.
Вот только
русское командование
на тот момент
не подозревало
о масштабе
переправившихся
сил японцев,
что во многом
обусловило
последовавшие
трагические
события. В частности
именно поэтому,
несмотря на
тревожные
доклады тюренченского
гарнизона,
командир Восточного
отряда приказал
им держаться
на своих позициях
еще до вечера.
Бой
под Тюренченом.
Разгром
Утром
над Тюренченом
вставало солнце,
которое один
из участников
боя позже назвал
«солнцем борьбы
одного против
десяти». Начинался
день, ставший
последним для
сотен доблестных
русских солдат
и офицеров.
Наши
войска расположились
следующим
образом. Полуразрушенный
Тюренчен занимали
три роты стрелков
(11-го и 24-го полка),
которыми командовал
подполковник
Яблочкин. Это
был самый правый
фланг Тюренченского
гарнизона.
Правый
берег реки Эйхо
от Телеграфной
горы и на полторы
версты севернее,
лицом к Яле
занимали шесть
рот 12-го полка
под командованием
подполковника
Цыбульского.
Еще шесть рот
этого полка
и 8 пулеметов
(резерв) расположились
позади их позиций.
Справа
от деревни
Потетынцза
расположились
6 орудий (полторы
батареи) под
командованием
подполковника
Покотило, которому
для охраны
позиций были
приданы две
роты стрелков.
Еще три роты
стрелков под
началом подполковника
Горницкого
расположились
слева от деревни.
В самой деревне
расположился
отошедший с
Хусанских гор
Громов.
Еще
дальше на
северо-запад,
у деревни Чингоу
стоял батальон
22-го полка с двумя
орудиями. Таким
образом, силы
русской армии
составляли
здесь 7 батальонов
и две батареи,
чьи позиции
растянулись
на 12 верст. Им
предстояло
продержаться
целый день
против трех
дивизий японцев,
располагавших
большим количеством
полевой и горной
артиллерии
(а также достаточным
числом тяжелых
осадных пушек).
Первая
атака японцев
началась в семь
утра. Их пехота,
шла не скрываясь,
в направлении
реки Эйхо. И
тут же все 20 осадных
и 72 полевые пушки
японцев начали
обстреливать
Тюренчен и
позиции подполковника
Цыбульского.
Еще 20 орудий
устроили неравную
дуэль (в соотношении
1 к 3) с орудиями
подполковника
Покотило. Отсутствие
серьезных
земляных укреплений
на русских
позициях (много
ли можно было
оборудовать
за несколько
дней) оставило
наших стрелков
практически
беззащитными
перед тяжелой
артиллерией.
И русские солдаты
не могли вести
ответный огонь
по приближавшимся
как на прогулке
цепям японской
пехоты. Но когда
они стали переходить
реку Эйхо, по
ним открыли
огонь стрелки
подполковника
Яблочкина,
занимавшие
более защищенные
позиции, а также
две роты из
резерва, прикрытые
Телеграфной
горой. В результате
их стрельбы
японцы стали
нести большие
потери, их ряды
смешались. Но
на смену этим
цепям шли все
новые, и казалось
– им не будет
конца…
Все
роты 12-го полка,
оборонявшие
реку Эйхо понесли
серьезные
потери, и когда
стало известно,
что левее Тюренчена
переправилось
не менее двух
полков японцев,
которые грозят
выйти на их
позиции с тыла,
был отдан приказ
об отходе. Японцы
попытались
развить успех
и обратить
сибиряков в
бегство. Но
реакция русских
войск оказалась
для них неожиданной:
наши роты прекратили
отступление
и открыли ответный
огонь, а одна
из рот даже
бросилась в
штыковую атаку
на подошедших
слишком близко
японцев. Штыковые
русских солдат
пугали японцев
на протяжении
всей войны,
поскольку их
солдаты не
могли оказывать
сопротивления
русской армии
в этом виде
сражений. Вот
и здесь преследователи
тут же сами
обратились
в бегство.
Но исход
боя в целом
этот локальный
успех не смог
переломить
ход боя. К 8 утра,
после часового
боя ротам 12
Восточно-Сибирского
полка под напором
двух японских
дивизий пришлось
оставить Тюренчен
и отойти в долину
речки Хантуходзы.
Отход наших
войск по долине,
которая легко
простреливалась
из занятого
японцами Тюренчена,
прикрывали
пулеметная
рота и орудия
Покотило. Но
все равно стрелки
продолжали
нести большие
потери от огня
японцев. Лишь
к 10 утра им удалось
сосредоточиться
на позициях
на другом берегу
Хантуходзы.
Куроки временно
приостановил
атаки, ожидая
пока его дивизии
произведут
перегруппировку
для нового
наступления.
Несколько
лучше дела шли
у Громова. Деревня
Потетынцза
находилась
на довольно
высоком холме
и оборонять
ее было проще,
а противостоявшие
ему японцы были
порядком утомлены
вчерашним боем
и предшествовавшим
ему переходом
с пушками по
горным дорогам.
Первые часы
боя Громов
успешно отбивал
атаки японской
пехоты. Но к 9
утра к японцам
подошли главные
силы 12-й дивизии
Куроки. Тогда
полковник
Громов вместе
с отрядам Горницкого
отошли в сторону
Чингоу. Сложнее
были дела у
Покотило – в
горячке боя
он отстал от
батареи, собирая
в одно целое
роты прикрытия,
и артиллеристы,
запаниковав
без командира,
обратились
в бегство (благо
пушки были с
конской упряжью,
потому их не
бросили).
Наши
главные силы
покинули Шахедзы,
сам поселок
(мирные жители
оставили его
еще раньше) был
сожжен. Но для
передовых
отрядов, стоявших
у Тюренчена,
Потетынзы и
Чингоу бой еще
не закончился.
Отряд
Громова (состоявший
теперь только
из стрелков
22 Восточно-Сибирского
полка, без поддержки
пушек) оказался
практически
окружен японцами,
часть рот перестала
существовать
как единое
целое. Небольшие
группы стрелков
(а где-то и просто
одиночки) пробивались
под непрерывными
атаками японцев
на запад в горы.
О каком-то серьезном
сопротивлении
японцам с их
стороны речи
уже не было.
В результате,
к 10 утра на своих
прежних позициях
остался только
отряд возле
деревни Чингоу.
В это время они
заметили цепи
японцев, которые
пытались обойти
их позиции с
фланга (более
не прикрытого
ни 12-м, ни 22-м полком).
Поручик Шаляпин,
командовавший
артиллерийским
взводом начал
обстреливать
японцев шрапнелью.
Однако вскоре
он погиб, сраженный
ответной стрельбой.
Место Шаляпина
занял фейерверкер,
но через несколько
минут упал и
он. Следом погиб
и наводчик
одного из орудий.
Из-за потерь
и угрозы полного
уничтожения
артвзвод оставил
свои позиции,
вслед за ним
отступили и
стрелки. Так
была утеряна
последняя
утренняя позиция
русских войск
в районе Тюренчена.
Бой
у Тюренчена.
Отступление
Тем
временем подполковник
Покотило догнал
и остановил
артиллеристов
и вместе с батареей
повернул обратно
в сторону Тюренчена
на помощь нашей
пехоты. Вот
только ни у
Потетынзы, ни
у Чингоу русских
стрелков уже
не было. Батарея
стала отходить
к Тюренченским
холмам, но тут
ее заметили
японцы. Ситуация
для артиллеристов
сложилась
безвыходная
– снять и приготовить
к стрельбе
пушки они не
успевали, прикрытия
пехоты у них
больше не было
и все, что они
могли противопоставить
сотням японских
винтовок это
были шашки и
револьверы
личного состава
батареи. Подполковник
Покотило был
вынужден бросить
пушки. Под огнем
неприятеля,
теряя товарищей,
его подчиненные
успели снять
с орудий прицелы,
угломеры и
предохранители.
Потеряв 8 человек
убитыми и 15
ранеными, все
орудия и почти
всех лошадей,
остатки батареи
Покотило вразброд
отступили на
запад.
Теперь
единственным
организованным
подразделением,
способным
прикрыть отход
частей Восточного
отряда по
Фынхуанченской
дороге, были
три батальона
стрелков (12-ый
Восточно-Сибирский
полк), закрепившиеся
на берегу реки
Хантуходзы
после утреннего
боя. Да еще к
ним навстречу
было отправлено
2 батальона
11-го полка. Все
чем их смогли
усилить были
семь орудий
и восемь пулеметных
расчетов. Но
они не успели
соединиться
с 12-м полком до
начала боя.
С 10 утра
и до часу дня,
пока Куроки
переправлял
всю свою артиллерию
и производил
замену уставших
после утренней
атаки частей
на резервные,
батальоны
сибирских
стрелков смогли
немного отдохнуть,
отправить вслед
отступавшим
войскам раненных
и приготовиться
к новому бою.
Еще более
безнадежному.
В два
часа дня они
получили приказ
генерала
Кашталинского
догонять основные
части отступавших
по Фынхуанченской
дороге. Но только
начав движение,
тут же обнаружили,
что они уже
отрезаны от
своих передовыми
отрядами армии
Куроки. Положение
спас капитан
Ракушин, под
шквальным огнем
японцев поднявший
свою роту в
атаку на перекрывших
путь к отступлению
японцев. Ему
пришлось дважды
поднимать
заново солдат,
залегавших
от огня противника,
но все же рота
Ракушина дошла
до позиций
японцев и
поддержанная
еще двумя ротами,
обратила их
в бегство.
В итоге,
12-й полк вышел
на дорогу. Точкой
сбора для его
частей стала
деревня Тученза,
где офицеры
смогли произвести
смотр оставшегося
личного состава.
Потери были
страшными.
Некоторые роты
сократились
до взводов, не
хватало офицеров.
В это бою погибло
11 офицеров и
273 стрелка полка,
10 офицеров и
352 солдата были
отправлены
ранее в лазарет,
2 офицера и 217
стрелков пропали
без вести. Таким
образом, личный
состав полка
сократился
на 40%. Да к тому
же около полусотни
оставшихся
также были
ранены, но решили
остаться в
строю.
Шедшие
им на выручку
части 11-го
Восточно-Сибирского
полка закрепились
на горе с весьма
крутыми скатами.
На этих выгодных
позициях они
успешно отбивали
атаки японцев
до самого вечера
без ощутимых
потерь.
Артиллеристы
под командованием
подполковника
Муравского
сначала следовали
за стрелками,
но затем получили
сходное с 12-м
полком распоряжение
– отходить по
Фынхуанченской
дороге. Японцы
были близко
и батарея чуть
не повторила
печальную
судьбу орудий
подполковника
Покотило. Но
Муравский успел
принять меры:
артиллеристы
сняли пушки
и открыли огонь
по подбегавшим
японцам, несмотря
на потери под
шквалом стрельбы
вражеской
пехоты. Офицеры
и солдаты батареи
понимали, что
спасения у них
нет и помощи
ждать неоткуда
– 11-й полк был
окружен японской
пехотой и мог
только сдерживать
свои позиции.
Батарее оставалось
только погибнуть
с честью, до
последнего
ведя огонь по
наступавшей
пехоте. Вскоре
погиб Муравский,
его сменил
штабс-капитан
Петров, но через
пару минут его
тяжело ранило.
Не хватало
расчетов и
наводчики и
заряжающие
старались
успеть выполнить
свою часть
работы не у
одного, а у
нескольких
орудий.
Еще
несколько минут
боя и на батарее
остались на
ногах только
поручик Костенко,
бомбардир-наводчик
Кияшко и два
солдата. Вчетвером
им удавалось
некоторое время
вести огонь
из четырех же
орудий. И лишь
затем, под прикрытием
двух орудий
поручика Хрущова
и подоспевшей
пулеметной
команды (которые
положили разом
чуть ли не полроты
японцев) эти
четверо (половина
— раненые), сняв
прицелы, прорвались
к нашим солдатам.
Мертвая батарея
из четырех
орудий, окруженными
павшими расчетами,
осталась на
дороге. Тем
временем, орудия
Хрущова и подоспевшие
к ним семь пушек
подкрепления
от Восточного
отряда сумели
прорваться
на позиции
11-го Восточно-Сибирского
полка, который
продолжал
удерживать
гору. С этих же
позиций артиллеристы
с ходу открыли
огонь по позициям
Куроки.
Этот
отряд – два
батальона
стрелков и 9
орудий не могли
сломить почти
две дивизии
Куроки – русские
солдаты стали
железным заслоном
своим отступавшим
в составе Восточного
отряда товарищам.
Командиру 11-го
полка полковнику
Н.А. Лаймингу
передали приказ,
разрешавший
начать отступление
(похоже, отдавший
его генерал
Кашталинский
плохо представлял
себе положение
11-го полка, оказавшегося
фактически
окруженным
многократно
превосходящими
силами противника).
Но Лайминг,
понимая, что
если сейчас
они бросят
позиции, то не
только сами
не имеют гарантий
успешно прорваться,
но и почти наверняка
подставят под
удар те наши
части, что не
успели втянуться
на Фынхуанченскую
дорогу, принял
решение прикрывать
отступление
дальше.
Атака
с именем Христа
Японцы
меж тем занимали
все горы и холмы
вокруг позиций
сибирских
стрелков. Положение
полка ухудшалось
с каждым часом.
Лишившись
половины офицеров
и солдат, имевшие
9 орудий против
нескольких
десятков, стрелки
были вынуждены
отбивать беспрерывные
атаки японцев
со всех направлений.
К вечеру
японцы стали
перекрывать
дорогу на Хаметан
– последний
шанс для полка
выйти из окружения.
Полковник
Лайминг принял
решение идти
на прорыв и
штыками проложить
дорогу к спасению.
Полк выстроился
в колонну. В
середине ее
несли раненых,
в арьергарде
расположилась
артиллерия.
Сам он возглавил
атаку. За его
спиной выстроились
уцелевшие
музыканты.
Перед цепью
стрелков вышел
полковой священник
отец Стефан
(Щербаковский),
благословить
солдат на бой,
который для
многих станет
последним.
Короткая молитва.
И под звуки
марша русские
цепи двинулись
на японцев. В
первых рядах,
высоко подняв
крест, шел и
священник.
Как
будто и не было
за плечами
солдат почти
12 часов изматывающих
атак и обстрелов
артиллерии
противника.
Уцелевшие
орудия поддержали
атаку беглым
огнем шрапнели…
С каждым шагом
этой страшной
атаки падали
люди. Раненых
подхватывали,
убитых огибали,
и продолжали
идти дальше.
Убит
полковник
Лайминг, следом
– батальонные
командиры и
ротные. Ранен
в правую руку
священник –
японцы целились
в крест как в
знамя, но переложив
его в левую, он
продолжил вести
солдат в бой.
Ранен капельмейстер
и оркестр сбился
на секунду, но
тут же марш
заиграл вновь.
А отец Стефан,
в отсутствие
офицеров, возглавил
атаку. С криками
«ура», вслед
за батюшкой,
стрелки под
огнем противника
хлынули вперед.
И японцы не
выдержали.
Побежали. Целая
дивизия не
рискнула принять
штыковой атаки
остатков полка.
Все на что их
хватило – вновь
обстрелять
прорвавшихся
стрелков с
безопасных
позиций.
Вот
как впоследствии
отец Стефан
вспоминал
события того
страшного дня:
«Встал я
18-го числа рано,
в три часа ночи.
Я знал, что бой
будет отчаянный
и решил исполнить
свой пастырский
долг до конца,
показав воинам
пример самоотвержения
и любви своею
смертию… В 4
часа я помолился
Богу, составил
завещание и
встал в знаменной
роте. В три часа
пополудни полк
выстроился
и под звуки
полкового марша
двинулся в
атаку на наступавших
японцев. Я надел
епитрахиль,
взял крест,
благословил
солдат и с пением
«Христос Воскресе!»
пошел во главе
стрелков знаменной
роты. Картина
была поразительная,
грандиозная.
Без малейшего
колебания шли
славные стрелки
на верную смерть,
в адский огонь,
среди рвущихся
снарядов. Только
каждый, перед
тем, как двинуться
в бой, крестился.
Потом все смешалось.
Музыка тут же
смолкла. Кто
побежал вперед,
кто упал убитым
или раненым.
Я почувствовал
сильный удар
в руку или ногу
и упал навзничь,
потеряв сознание».
Потери
11-го Восточно-Сибирского
полка были даже
больше, чем у
12-го. В строю
осталось только
два офицера
(оба ранены) и
половина стрелков.
Но они вышли
из окружения
с честью, до
конца выполнив
свой приказ
и сохранив
полковое знамя.
Командующий
Русской Армией
генерал А.Н.Куропаткин
лично наградил
героя-священника,
посетив его
при излечении
в лазарете
Елизаветинской
общины Красного
Креста в Харбине
и представив
к офицерскому
Георгиевскому
кресту. О.Стефан
стал первым
священником,
награжденным
Георгиевским
Крестом в
Русско-Японскую
войну и пятым
георгиевским
кавалером среди
священнослужителей,
за всю историю
существования
этого ордена.
Надо
сказать, что
служба отца
Стефана на этом
не окончилась.
Первую мировую
он встретил
полковым священником
Кавалергардского
Ея Величества
Государыни
Марии Федоровны
полка, с которым
доблестно
служил до самого
1917 года и был
представлен
еще к нескольким
наградам за
участие в боях.
В 1918 году, когда
и армия, и Империя
перестали
существовать,
а Белое движение
еще только
зарождалось,
отец Стефан
едет на родину,
в Одессу. Там
он был схвачен
одесскими
чекистами. Поп,
да еще и с наградами
– для местечковых
комиссаров
первейший враг
и судьба его
была предрешена
– отец Стефан
Щербаковский
был расстрелян,
пополнив список
жертв красного
террора.
В заключение
описания этого
боя хочу рассказать
о судьбе оставшихся
в арьергарде
11-го полка артиллеристах
и пулеметчиках,
своим огнем
прикрывших
героический
прорыв стрелков.
Командовал
ими штабс-капитан
Сапожников.
Японцы атаковали
со всех сторон,
понимая, что
заставив замолчать
пушки и пулеметы,
они смогут
раздавить и
колонну стрелков.
Первыми замолчали
пулеметы –
кончились
патроны…Замолчала
и часть орудий,
люди гибли один
за другим. От
взвода обслуги
осталось пять
человек. Раненые,
после перевязки
вновь вставали
к орудиями. Как
и артиллеристы
Муравского
несколькими
часами ранее,
батарея Сапожникова
погибала, но
не сдавалась.
Наконец, кончились
и снаряды.
Практически
все стрелки,
прикрывавшие
пушки были
перебиты. Сапожников
отдал приказ
разбить прицелы,
после чего
оставшиеся
в живых – четыре
офицера и около
сорока солдат-артиллеристов
(большинство
из них — раненые)
отступили в
горы. Японцам
опять достались
лишь разбитые
орудия и мертвые
тела их защитников.
А потери нападавших
намного превысили
число погибших
защитников.
Сражение
под Тюренченом
стоило русской
армии 2130 солдат
и 60 офицеров,
много было
раненых. Но
назвать его
разгромом было
нельзя. 11-й и 12-й
Восточно-Сибирские
полки с их
артиллерией
(наполовину
состоявшие
из необстрелянных
новобранцев)
оказали достойное
сопротивление
превосходящим
их по численности
в разы японцам.
Как отмечал
один из офицеров
русской армии
– встреть армию
Куроки весь
Восточный отряд
и, возможно,
дело кончилось
бы иначе. Но
командование
армией не решилось
на риск, отступление
было запланировано
изначально.
А стрелкам-сибирякам
выпало прикрывать
этот маневр
в бою, где противник
имел в десять
раз больше
солдат и пушек.
Этот бой нельзя
было выиграть,
но и сказать,
что полки сибиряков
проиграли тоже
не верно: поставленную
задачу они
выполнили с
честью. Пусть
даже и дорогой
ценой.
http://ronsslav.com/georgiy-batuhtin-na-sopkah-manchzhurii-boy-pod-tyurenchenom/