Великий герой Коля Зуев - 14 летний георгиевский кавалер. Брошюра времён Русско-японской войны

В 1904 году, когда шла Русско-японская война, о Коле Зуеве писали все центральные СМИ, а в 1905 году в Москве была выпущена брошюра «Великий герой, 14-летний георгиевский кавалер». В 1904 году Коля дважды пробирался из осажденного Порт-Артура для передачи депеш в штаб командующего русской армии генерала А. Куропаткина, за что был награждён Георгиевскими крестами II, III и IV степеней.

Николай Зуев родился в 1892 году в семье оренбургского казака. После его смерти был усыновлён лейтенантом флота Зуевым. А когда тот погиб на броненосце «Петропавловск», его взял на воспитание офицер порт-артурского гарнизона.

Во время русско-японской войны находился при отдельном корпусе пограничной стражи Заамурского округа. В 1904 дважды пробирался из осаждённого Порт-Артура через японские позиции для передачи депеш в штаб русской армии. Незадолго до боя у Вафангоу за пять дней дошёл до русских войск и доставил донесение командующему Маньчжурской армией А. Н. Куропаткину от генерала Стесселя, а затем вернулся обратно. Во время второй вылазки Колю взяли в плен, однако ему удалось бежать из лагеря японцев, выдав себя за заблудившегося китайчонка.

Можно сказать лишь, что в 1937 году полковник Зуев сумел пробраться и устроиться в штаб Ленинградского военного округа. Он состоял там на должности помощника начальника штаба!.. Его деятельность была связана с системой революционных групп кутеповской организации, которой в это время занимался новый начальник РОВСа генерал Е. Миллер. Эти группы должны были содействовать восстанию «красных командиров», которыми руководил маршал Тухачевский и генерал Путна. С генералом Путной, когда тот был советским военным атташе в Лондоне, генерал Миллер через своих курьеров поддерживал живую связь...

По «соседству» с Зуевым в Ленинграде действовал и другой герой-кутеповец мичман Сергей С. Аксаков, тоже ходивший в подъяремную Россию четыре раза. Мичман Аксаков «устроился» в начале 1937 года шофером секретаря ленинградского обкома партии.

Другие кутеповские группы имели другие задания. После провала заговора «красных командиров» большинство офицеров-кутеповцев было экстренно эвакуировано из СССР.

В Софии (Болгария) мы принимали Зуева и Аксакова, тоже перешедшего через румынскую границу. Организация этих переходов была под контролем болгарского отдела кутеповской организации. Легализация в Болгарии Зуева и Аксакова проходила с большим трудом, но все кончилось благополучно. Аксакова принимал министр просвещения Болгарии как родственника знаменитого писателя-славянофила К. Аксакова и быстро устроил на работу. К. Аксаков принимал большое участие в освобождении Болгарии от турок. И Зуев, и Аксаков стали инструкторами в «Молодой смене» РОВСа в Болгарии, откуда отбирались будущие «походники» в СССР. Наша молодежь, проходившая спец. курсы под руководством Зуева и Аксакова, просто боготворила обоих. Это были настоящие офицеры старой школы: всегда подтянутые, бодрые, они говорили мало, больше показывали и указывали, приводили множество удивительных примеров из их богатой приключениями в СССР работе и жизни.

После нападения Германии на СССР в 1941 Зуев решил, что это его шанс внести свою лепту в освобождение России от коммунизма - он стал воевать в немецкой армии на Восточном фронте - там он пробыл до конца войны. Впоследствии жил в США. Умер 22 января 1953 г. в Нью-Йорке.

Ну а сейчас мы предлагаем ознакомиться с пропагандистской брошюрой 1905 года о том, как он носил донесения на русско-японской войне.

====

Великий герой Коля Зуев - 14 летний георгиевский кавалер

I

"Колюша, вот тебе три шашки, выбирай любую; она твоя навеки", - вспомнились Коле Зуеву слова штабс-капитана порт-артурского гарнизона X., его второго приемного отца, который, передавая ему запечатанный пакет и отправляя в Вафангоу в русскую армию, напутствовал его этими словами. "Смотри только, не попадись японцам в руки, они тебя того... Днем иди больше гаоляном да по рытвинам и долам, a если издали увидишь неприятеля—ложись на землю и жди, пока не скроется... Дорогу в Вафангоу знаешь хорошо, лучше любого китайца, ты ведь бывал там... Одно помни, мальчик мой, что пакет надо беречь пуще ока и доставить его в военный штаб, как обозначено на адрес, и никому другому не отдать его, ни- ни- ни, пуще всего японцу... Ежели что, лучше разорви, уничтожь, но чтобы не достался в руки врага, понимаешь? Лучше сам...

Все это припомнилось Зуеву, одиноко пробиравшемуся теперь по пустынным узким тропинкам, ведущим в Вафангоу, куда он был послан из Порт-Артура в штаб русской армии.

Коля хотя и не знал, что было написано в этой бумаге - он знал, что такие бумаги пишутся не обыкновенными буквами, а цифрами, что их читать не каждый может и что они составляют большую тайну и содержат в себе очень важные сведения, и поэтому он довольно часто хватался рукою за карман, где находился пакет, чтобы удостовериться в целости, его.

Коле также вспомнилось обещание штабс-капитана, что если он доставит пакет в целости военному штабу и благополучно вернется оттуда в Порт-Артур, ему дадут Георгия второй степени. "Георгий второй степени! шутка ли", - мелькнуло у него в головке. Шашка у него уже имеется и составляет его собственность. Он также зачислен в полку и считается на государственной службе, а тут еще получить Георгия второй степени. Георгия второй степени даже не имел его папаша, несмотря на то, что часто говорил об этом и только получил его перед самой смертью своей, когда был ранен в морском бою 28-го марта…

При воспоминании о своем отце Зуев глубоко вздохнул. Бедный папа! Он так страдал перед смертью, получив несколько смертельных ран, и оставил Колю круглым сиротою... Коля хотя и знал, что это был не его родной отец, а приемный, но Коля, все равно, чувствовал себя хорошо у него, как у родного родителя, и очень любил его и очень много плакал, когда он скончался... Зуева взял на воспитание другой офицер, тот самый, который вот отправил его теперь с казенным пакетом в Вафангоу, - но он еще не успел привыкнуть к нему...

Все эти мысли смутно носились в голове мальчика в то время, когда он осторожно пробирался между густыми кустами гаоляна, не доходя несколько верст японских аванпостов.

Это еще не было самое опасное место в его пути. Во-первых, до японских позиций было еще сравнительно далеко - несколько верст, несмотря на то, что до его слуха постоянно доносились оттуда ружейные выстрелы; во-вторых, гаолян был так высок, а он так мал ростом, что мог пройти эти места, не будучи никем замечен. Но самое трудное было впереди. По мере того, как он удалялся от Порт-Артура, неприятельские траншеи, окопы и палатки все чаще и чаще стали встречаться и находились на самом пути между Вафангоу и крепостью и решительно лишали возможности пробраться к первому. И как хорошо ни знал Коля путь в Вафангоу и прилегающие к нему местности, он неоднократно задумывался над вопросом, как ему миновать неприятельские позиции, не попасться японцу в руки.

Больше всего он задумывался над тем, как пройдет он через Гайопинское ущелье, по-артурски Волчью долину, через которую ему лежал путь, и где, как говорили китайцы, ночью рыскали волки. А до ночи уже было недалеко, часа два, три - и теперь уже солнце начало садиться, стало смеркаться, а затем уже и вскоре наступила ночь. Это первая ночь в его жизни, которую ему пришлось провести одному под открытым небом, в уединенном поле, поросшем гаоляном и кустарником, среди скалистых гор, смеживающихся с зияющими ущельями...

II

В противоположность китайским пешеходам, которые, как об этом слышал Коля, любили на ночь расположиться в кустах гаоляна, он предпочел лучше лечь в открытом поле, где он мог смотреть на мерцающие над его головой звезды. Коля видел, как одни из них светились, искрились и перелетали с одного места неба на другое, а то и совсем исчезали, оставив в пространстве на одно мгновение огненную полосу; другие, наоборот, расположенные то в виде бумажного змея с удлиненным хвостом, то отдельно сверкающими группами, неподвижно стояли на одном месте и, казалось, смотрели на него приветливо с небесной выси. И эти светлые точки казались теперь Коле миллионами глаз, которые ласково глядят на него, приветливо перемигиваются с ним и ему не было боязно спать под их покровительствующим взором...

Проснулся Коля на следующий день довольно рано. Солнце только что показалось огромным ярко-светлым шаром. И первое его движение было ощупать карман и, убедившись в целости пакета, он тотчас снова пустился в путь.

Дорога в Вафангоу вела теперь через высокую крутую гору и, боясь быть замеченным японцами, Зуев вынужден был свернуть с нее и пробираться через близлежащее ущелье, обойдя таким образом всю эту гору, что составляло несколько верст. Ущелье представляло крутой, почти отвесный склон, на дне которого протекала довольно глубокая река, через которую никак нельзя было пробраться в брод, и ему пришлось вернуться обратно, пройти вдоль всего берега этой реки, чтобы отыскать более или менее безопасный брод и, таким образом, вместо того, чтобы приблизиться к своей цели, т.е. к Вафангоу, бедный Коля удалился от нее.

К трудностям пути примешивалось отсутствие с съестных припасов, так как бывшие с ним сухари и вяленую конину он уже съел в первые три дня его пути. А тут как раз ни одного куста дикой бузины, ни одной дикой яблони, которые нередко случается видеть здесь, ни даже китайского проса, которого он теперь с аппетитом поел бы, хотя бы даже в сыром виде.

Голодный, усталый и измученный неимоверными трудностями пути, Коля к вечеру четвертого дня своего странствования достиг небольшого китайского селения и тут же к великой своей радости узнал, что находился всего в десяти верстах от русских позиций. Коля также узнал от китайца, у которого он остановился на ночлег, что армия готовилась к большому бою, который должен был произойти в скором времени, - новость, о которой в осажденной крепости и понятия не имели. Китаец также сказал ему о несколько мелких победах, которые были одержаны русскими и, что, судя по настроению войска, и на этот раз удастся вытеснить японцев с занимаемой ими позиции. Все это заставило радостно трепетать его юное сердце, уже проникнутое глубокой любовью к русскому воинству, к России, ради которой он теперь предпринял этот трудный и опасный подвиг.

Но больше всего его радовала мысль, что он благополучно минул японские позиции. Японцы, по-видимому, как полагали здешние китайцы, находились также совсем недалеко от селения. Некоторые жители утверждали, что прошлую ночь встречали здесь японских разведчиков. Они не заходили в селение, а расположились на высокой близлежащей сопке, где издали, при помощи подзорных труб, наблюдали за тем, что происходило в русских позициях. Китаец также сказал Зуеву, что он об этом дал знать русским, но Коля, хорошо знавший хитрых китайцев, не совсем поверил его словам. Как Зуев ни был юн, - ему только исполнилось недавно 13 лет, но, воспитавшись в военной среде, где больше пяти месяцев разговоры и беседы всех его окружающих были только о войне, и живя постоянно в обществе китайцев, он научился понимать их и знал, в чем можно было верить сынам Поднебесной империи или не верить им. И, разумеется, ничего не сказал им, откуда идет и для какой цели. На расспросы китайцев, что и кто заставил его предпринять это путешествие в Вафангоу, Зуев сочинил целую сказку о том, что его матушка, которая живет в Порт-Артуре, послала его в русскую армию, чтобы узнать, жив ли его отец, или он убит, так как уже больше полугода не имеет о нем никаких известий. То обстоятельство, что у него имелась шашка, Коля объяснил, что она ему подарена знакомым солдатом, чтобы защищаться ею по дороге от волков. Поверили ли в свою очередь китайцы всему тому, что им наговорил Коля, он не знал; но во всяком случае, китаец напоил его, накормил, позволил ему переночевать у себя и ни за что не хотел взять с него денег за это, а на следующий день, разбудив его рано утром, сказал ему, как безопаснее и ближе добраться до русских позиций.

III

Уже к полудню того дня Зуев издали увидал ряды укреплений, за которыми были расположены русские резервные войска. Позади них на огромном пространстве были расположены подводы с разными военными припасами, арсеналы, перевязочные пункты, амбулаторные палатки. Со всем этим Зуев был знаком в достаточной степени и по ним мог легко догадаться, что он попал на то место, где расположены резервные войска, и что главные части войск, так называемые аванпосты., находятся на несколько верст подальше, впереди и что, по-видимому, все уже приготовлено к предстоящему бою.

Никаких приготовлений здесь теперь не происходило, не замечалось даже того обычного оживления, которое приходится наблюдать в тех местах, где расположено много войск. По-видимому, солдаты спокойно ожидали предстоящих событий, и теперь группировались около кухни, бегали туда и обратно со своими медными котелками. По-видимому, был обеденный час. Вдруг, несколько человек солдат, заметив, по-видимому, издали приближавшегося к ним Зуева, вскочили со своих мест и устремили на него свои взоры, и едва только он успел подойти к ним, как отовсюду пристали к нему с вопросами:

- Откуда и как явился он к ним?

- Из Порт-Артура, - ответил Зуев.

- Из Порт-Артура? Как? - насмешливо воскликнуло несколько голосов, принимая слова мальчика за шутку.

Но в это время к Зуеву приблизился усатый казак и строгим голосом проговорил:

- Ты, братец, не шути и скажи, кто ты и откуда? Знаешь, в наше время не до шуток, и откуда, братец, у тебя эта шашка? Посмей только врать, ты увидишь...- И тут старый казак пригрозил ему пальцем.

Но Зуев, нисколько не смущаясь, снова промолвил спокойным голосом:

- Я из Порт-Артура и послан начальством в штаб, чтобы передать казенный пакет.

- Когда, как, каким образом? - осыпали его вопросами солдаты, которые один за другим, покидав свои котелки с кушаньем, подбежали к мальчику, думая услышать от него важные известия из осажденной крепости.

- Я пятый день оттуда, - снова промолвил он. - Отведите меня немедленно в штаб, я имею передать важную бумагу.

Тон мальчика был так серьезен, что не заставлял ни на минуту усомниться в искренности его слов. Было тотчас доложено батальонному командиру, который немедленно потребовал к себе Зуева, и, получив от него казенный пакет, вместе с ним, усадив его на свою лошадь, поскакал в сопровождении двух казаков в штаб, который находился в двух-трех верстах от месторасположения резервов. Тут Зуева вскоре потребовал главный начальник Манджурской армии, и мальчик, в присутствии всех начальствующих лиц, рассказал подробно, как он добрался до Вафангоу и каким опасностям подвергался на пути. Слушая его, главнокомандующий ласково погладил его по щеке, тут же при всех наградил его Георгиевским крестом третьей степени и поручил одному из своих адъютантов пристроить у себя мальчика, пока он пробудет здесь в ожидании, пока его снабдят другим пакетом, чтобы обратно доставить гарнизону в осажденной крепости.

IV

Вместо предполагаемых трех или четырех дней, которые Коля рассчитывал провести среди войска Манджурской армии, ему пришлось остаться здесь почти целый месяц, пока бой в Вафангоу, начавшийся вскоре после того, как он прибыл сюда, не был окончен. Юному герою пришлось быть свидетелем самоотвержения русского воинства, наносившего большие поражения неприятелю, но в то же время видевшего себя вынужденным отступать перед дерзким врагом, значительно превосходившим его силами.

И как ни был тяжел и затруднителен путь Зуева из Порт-Артура в Вафангоу, его обратный путь значительно превзошел его трудностями. Теперь враг, овладев новым пространством, уже расположился целым рядом укрепленных линий на только что отвоеванной им земле, стоившей ему таких огромных жертв и потерь. И теперь Коле пришлось буквально ползком пробираться мимо неприятельских позиций, рискуя каждую минуту быть пойманным японцами или сорваться с отвесных склонов гор, по которым он спускался на четвереньках, минуя неприятельские укрепления.

Только благодаря его детской натуре, не рассуждавшей, а действовавшей более инстинктивно, а также благодаря его природной неустрашимости, ему удалось так блестяще выполнить возложенные на него обязанности. Этими же природными качествами также объяснили впоследствии в крепости тот ряд блестящих вылазок, которые так удались юному герою Зуеву, который вскоре сделался любимцем и баловнем всего артурского гарнизона, после того, как он вторично благополучно вернулся из Вафангоу и передал важные документы, а также подробности о происходившем сражении. Юный герой был теперь предметом всеобщих разговоров и имя его переходило из уст в уста. И хотя он все это слышал, но не возгордился душой, а остался тем же "Колей", "Колькой", тем милым, добрым мальчиком для его юных сверстников, с которыми он теперь также увлекательно предавался детским играм, как и до того, как был в первый раз отправлен в Вафангоу.

И любо было видеть, как этот маленький Коля, уже с выдающимися знаками отличия на груди - с двумя Георгиевскими крестами, третьей и второй степени, из которых первый был им получен в Вафангоу, а второй по возвращении его в крепость, - с пылом и увлекательностью, свойственными детской душе, предавался игре со своими товарищами.

Тут и следов не было той сосредоточенности, той серьезности, которые отражались на лице этого миловидного мальчика и во всех его движениях, когда он совершал свой трудный путь в Вафангоу и обратно, исполняя важное поручение начальства. Но этого никто не видел, разве только эти немые свидетели, горы и долы, по которым ему приходилось совершать свой трудный и опасный путь, звезды небесные, к которым мальчик часто обращал свои взоры в трудные минуты, да и Тот, от взоров Которого ничего не ускользает и Который охранял его во всем его трудном пути, готовя его для блестящего великого будущего...

Теперь, увлекаясь игрой со своими сверстниками, среди которых наиболее близок был ему Вася Сафонов, Коля вовсе не зам чал, как издали любовался им его второй приемный отец, штабс- капитан X., и вовсе не знал те тревожные мысли, которые теперь наполняли душу этого старого воина. Капитан с грустью думал о новой предстоящей разлуке с приемным сыном, которому снова предстояло, по поручению главного начальника гарнизона, предпринять смелую вылазку, чтобы узнать, где находится теперь неприятель, осаждавший крепость, и что предпринимает он в настоящее время.

Штабс-капитану становилось грустно при мысли о том риске, которому снова пришлось подвергать его юного приемыша, и к которому он уже успел привязаться и полюбить всей душой. Но с другой стороны, сознание долга заглушало в нем его личное чувство, и, подойдя к Коле и ласково положив ему руку на плечо, тут же при всех объявил ему о состоявшемся вторичном решении начальника гарнизона отправить его на разведку.

С момента возвращения Коли из Вафангоу едва прошел месяц, но в военном деле, где каждый день, иногда каждый час, решает судьбу воюющих сторон, месяц уже значительный срок.

Теперь возложенная на него задача была гораздо труднее, чем в первый раз. Неприятель сомкнутыми рядами окружил крепость и на каждом шагу была расставлена стража, которая с ружьями на готове не должна была ни выпустить из крепости, ни впустить туда ни одной живой души. И вот надо было ухитриться отвлечь их внимание и совершить эту смелую вылазку, которая и на этот раз удалась Коле, хотя он был захвачен японцами в плен.

Но послушаем лучше, как об этом сам Коля Зуев рассказывал впоследствии начальству, когда ему удалось убежать из плена и вторично вернуться в крепость.

"Это было на второй день моих разведок, - рассказывал он, - я только что успел вскарабкаться на высокую сопку и спрятаться за деревом, чтобы издали смотреть, что делается у японцев. Гляжу издали, так верстах в трех-четырех, как много японцев тащут огромную пушку в гору, тащут и тащут, да только никак не могут осилить ее и втащить на гору. Тогда вижу, как несколько человек отделились, взяли ружья и стали стрелять в воздух, и как только они так простреляли несколько минут, откуда ни возьмись, с разных сторон стали сближаться много японцев, с батальон, а может быть и больше, и тут все уперлись в пушку и, после многих усилий, вкатили ее наверх и поставили на место. Вслед за этой пушкой привели другую, третью, затем еще и еще и расставили их в два ряда, „жерлом" на Артур, с большими промежутками. Когда пушки были таким образом расставлены, другие японцы, которых в это время приходило видимо-невидимо, стали окапываться и делать траншеи, японцы натаскали туда много больших ящиков, сундуков, должно быть с боевыми патронами, порохом и другими военными припасами. Все это происходило у них очень скоро и не прошло несколько часов, как все уж было у них готово, хоть сейчас начинай палить. Тут только я спохватился, что сопка, на которой я стоял, находилась как раз против японских пушек и первый их снаряд хватил бы по мне. Нет, думаю себе, этак не годится, надо сойти и поспешить к своим и рассказать им обо всем том, что видел. Но едва только успел я спуститься по склону сопки с противоположной стороны - откуда ни возьмись, трое японцев прямо мне навстречу. Что тут было делать? убежать? Не поможет - все равно пристрелят. Я находился от них на расстоянии ближе выстрела. Дай-ка, думаю, объявлю себя заблудившимся китайчонком из деревни Фи-Чи-Яни; благо голова стриженная, глаза узеньки , как у китайца, и хорошо говорю я по-китайски - скажу, что я сирота, что моего отца звали Тай-Дзун-Ма-Тесив, что меня зовут Си-Кан-Ю, и что я заблудился. Тем временем японцы издали кричат мне и угрожающе показывают ружьем не двигаться с места. Один из них для пущего страха даже выстрелил в воздух, и я слышал как пуля прожужжала мимо моего правого уха. Я остановился и жду. Они второпях подходят ко мне и, окружив со всех сторон, стали спрашивать то по-русски, то по-китайски: „Ты кто, да откуда? из Артура ли, или из Вафавгоу?" кто по-русски, кто по-китайски, сами не зная за кого принять меня. Так я вам и скажу, думаю себе, а сам отвечаю по-китайски, как решил, что я из деревни Фи-Чи-Яни, заблудился, мол. Японцы о чем- то поговорили между собою по своему несколько минут и один из них, взяв меня за руку, велел пойти вместе с ним.Он повел меня через горы и долы, через рытвины и ущелья, пока не привел к тому месту, где находилась часть их резервов. Тех пушек, которых я недавно видел, как их расставляли в ряд, здесь не было и, по-видимому, меня привели в совершенно другое место. Тут вскоре меня привели к одному японскому офицеру, который также задавал мне целый ряд вопросов, и который также говорил то по-китайски, то по-русски, но уж очень неправильно. Я также отвечал ему по-русски, но старался говорить так плохо, как обыкновенно у нас говорят китайцы, - и японец, видя, что ему не добиться от меня никакого толку, велел пока не выпускать меня. Не знаю, поверил ли японец моим словам, что я заблудившийся китайчонок из деревни Фи-Чи-Яни, или может быть даже послал туда гонца, чтобы узнать, живет ли там мальчик Си-Кан-Ю, отца которого звали Тай- Дзун-Ма-Тесип, или нет, - или быть может не допускал мысли, что такой маленький, как я, мог решиться пойти на разведки, но меня не связали и даже не заперли в отдельной фанзе, а накормили и позволили остаться на дворе, строго-настрого наказав мне, чтоб я не посмел убежать, иначе меня пристрелят.

Когда наступила ночь и находившиеся тут японцы легли спать, кто в фанзах, а кто прямо на земле, под открытым небом, мне также велели последовать их примеру, предоставив мне выбор спать в фанзе или под открытым небом, Я, разумеется, предпочел остаться на свежем воздухе, чем в душной фанзе. К тому же у меня закралась мысль сбежать в эту же ночь. Я уже давно присматривался к одной из лошадок, которые паслись здесь, привязанные на веревке. Я расположился на голой земле, притворился, что сплю, даже захрапел, а сам зорко наблюдаю за стражей, которая безмолвно ходит взад и вперед, кругом этой небольшой японской позиции; улучив благоприятную минуту, я тихонько, ползком на живот, добрался до одной из лошадей, перерезал ножиком веревку, вскочил на коня и дай Бог ноги, сквозь темную ночь, через горы и долы. Я так скакал всю ночь, сам не зная куда, но когда наступило утро, увидал, что очутился опять у какой-то китайской деревни, но не вблизи Артура, а где-то в пределах Ляояна. В этой деревне я пробыл несколько дней, а затем по моей просьбе китайцы доставили меня до ближайшей русской позиции.

Тут я все рассказал, что приключилось со мной и что видел у японцев. И тут меня опять наградили Георгием 4-ой степени. Это уже третья Высочайшая награда, пожалованная мне, - закончил Коля Зуев свой рассказ, - и я еще надеюсь получить Георгия 1-ой степени".

В настоящее время Коля Зуев находится среди офицеров Сибирского полка, пользуется всеобщей любовью и составляет гордость всего полка.

http://propagandahistory.ru/1179/Velikiy-geroy-Kolya-Zuev---14-letniy-georgievskiy-kavaler/