Почему Брестская крепость стала ловушкой для своих защитников?

("Свободные новости плюс", Белоруссия)

Игорь Кузнецов

Про оборону Брестской крепости написаны сотни книг, снято больше десяти художественных и документальных фильмов, крепости присвоено звание «Крепость-герой», на ее территории воздвигнут грандиозный мемориальный комплекс. На подвиге защитников воспитаны целые поколения советских людей.

Но до сих пор нет внятного ответа на вопросы: почему Брестская крепость была так быстро сдана? Почему гарнизон не остановил противника, не задержал, не причинил серьезного вреда? Почему все об обороне крепости ясно только до тех пор, пока неизвестны детали? Почему возникает обратная пропорция: чем больше знаешь об этом героическом эпизоде, тем меньше понимаешь случившееся?

В своей секретной (до 1988 г.) монографии советский генерал Л. Сандалов прямо писал: «...Брестская крепость оказалась ловушкой и сыграла в начале войны роковую роль для войск 28-го стрелкового корпуса и всей 4-й армии... Большое количество личного состава частей 6-й и 42-й стрелковых дивизий осталось в крепости не потому, что они имели задачу оборонять крепость, а потому, что не могли из нее выйти...».

Все абсолютно логично. Крепость так и строится, чтобы в нее было трудно войти. Как следствие, из любой крепости трудно вывести разом большую массу людей и техники. Сандалов пишет, что для выхода из Брестской крепости в восточном направлении имелись только одни (северные) ворота, далее надо было переправиться через опоясывающую крепость реку Мухавец. Страшно подумать, что там творилось, когда через это «игольное ушко» под градом вражеских снарядов пытались вырваться наружу две стрелковые дивизии — без малого 30 тысяч человек.

Чуть южнее Бреста, в военном городке в 3 км от линии пограничных столбов, дислоцировалась еще одна дивизия: 22-я танковая из состава 14-го МК.

«Этот городок, — писал Сандалов, — находился на ровной местности, хорошо просматриваемой со стороны противника... Расположение частей было скученным... Красноармейцы спали на 2 — 4-ярусных нарах, а офицеры с семьями жили в домах начсостава поблизости от казарм... По тревоге дивизия выходила в район Жабинки и севернее. При этом дивизии предстояло переправиться через р. Мухавец, пересечь Варшавское шоссе и две железнодорожные линии... Это означало, что на время прохождения дивизии прекращалось в районе Бреста всякое движение по шоссейным и железным дорогам...».

Разумеется, немцы оценили и полностью использовали предоставленные им возможности. Кроме собственной артиллерии 45-й пехотной дивизии вермахта для обстрела Бреста была выдвинута артиллерия двух соседних (34-й и 31-й) пехотных дивизий, двенадцать отдельных батарей, дивизион тяжелых мортир.

Для большего «удобства в работе» немцы подняли в воздух привязные аэростаты с корректировщиками. Шквал огня буквально смел с лица земли тысячи людей, уничтожил автотранспорт и артиллерию, стоявшие тесными рядами под открытым небом.

98-й отдельный дивизион ПТО, разведбат и некоторые другие части 6-й и 42-й стрелковых дивизий были истреблены почти полностью. 22-я танковая дивизия потеряла до половины танков и автомашин, от вражеских снарядов загорелись, а затем и взорвались артсклад и склад ГСМ дивизии.

После того как три дивизии были расстреляны, подобно учебной мишени на полигоне, а немцы уже в 7 часов утра 22 июня заняли пылающие развалины Бреста, и началась воспетая в стихах и прозе «героическая эпопея обороны Брестской крепости».

Тут самое время задать извечный вопрос — кто виноват?

Крепость, как предмет неодушевленный, никакой зловещей роли сыграть не могла. Эта фраза в монографии Сандалова является всего лишь оборотом речи. Роль «ловушки» сыграли решения, принятые людьми. Кто их принимал, когда и, главное, зачем?

Традиционная советская историография привычно гласила: «Было допущено необдуманное размещение...». Это чем же надо было думать, чтобы разместить три дивизии там, где никого и ничего — кроме пограничных дозоров и минных полей — и быть не должно!

Госпиталь 4-й армии был расположен... на острове посреди Буга, то есть даже не у границы, а уже за границей. Это что — тоже для нанесения «внезапного первого удара» так умно придумали?

И неужели Сталин решил завоевать всю Европу силами одной только 22-й танковой дивизии? Смысл вопроса в том, что все остальные шестьдесят танковых и тридцать одна моторизованная дивизии Красной Армии у границы не дислоцировались. Но даже мехкорпуса первого эшелона перед войной базировались в Шяуляе, Каунасе, Гродно, Волковыске, Белостоке, Кобрине, Ровно, Бродах, Львове, Дрогобыче, Станиславе... На расстоянии от 50 до 100 км от границы. Обстрелять их из пушки на рассвете 22 июня было невозможно в принципе.

Самое же главное в том, что дивизии легких танков (а вооружена «брестская» 22-я танковая дивизия была одними только Т-26) на берегу пограничной реки делать совершенно нечего. Сначала артиллерия должна подавить систему огня противника, затем пехота должна навести переправы и захватить плацдарм на вражеском берегу — и вот только после этого из глубины оперативного построения в прорыв должна ворваться танковая армада.

Именно так докладывал высокому совещанию в декабре 1940 г. главный танкист РККА генерал Павлов, именно поэтому в «красном пакете» районом сосредоточения для 22-й тд был указан отнюдь не восточный берег Буга, а Жабинка в 25 км от Бреста!

Что же помешало спрятать 22-ю тд в лесах восточнее этой самой Жабинки? Уж чего-чего, а леса хватало. Кто и зачем загнал танковую дивизию в лагерь «на ровной местности, хорошо просматриваемой со стороны противника»? Кто и зачем запер две стрелковые дивизии в «мышеловку» старинной крепости?

Ответы на эти вопросы начнем собирать, начиная с «нижних чинов».

Е.М. Синковский, накануне войны майор, начальник оперативного отдела штаба 28-го стрелкового корпуса 4-й армии: «...Командование 28-го СК возбудило перед командованием 4-й армии ходатайство о разрешении вывести 6-ю и 42-ю дивизии из крепости. Разрешения не последовало...».

Ф.И. Шлыков, накануне войны — член военного совета 4-й армии: «...Мы писали в округ, чтобы нам разрешили вывести из Бреста одну дивизию, некоторые склады и госпиталь. Нам разрешили перевести в другой район лишь часть госпиталя...».

Л.М. Сандалов, накануне войны — полковник, начальник штаба 4-й армии, в своей монографии о боевых действиях армии пишет: «...Настоятельно требовалось изменить дислокацию 22-й танковой дивизии, на что, однако, округ не дал своего согласия...».

Итак, подведем промежуточные итоги. Все осознают ошибочность размещения трех дивизий прямо на линии пограничных столбов. Но командованию корпуса запрещает вывести дивизии из Бреста командование армии, которому, в свою очередь, сделать это запрещает командование округа.

Более того, вокруг вопроса о выводе войск из Бреста идет напряженная борьба: корпус просит разрешения на вывод из крепости всех частей, командование армии просит у штаба округа разрешения на вывод хотя бы одной дивизии...

А что же командование округа?

Д.Г. Павлов, генерал армии, командующий Западным фронтом, дал на суде следующие показания: «...Еще в начале июня я отдал приказ о выводе войск из Бреста в лагеря. Коробков же моего приказа не выполнил, в результате чего три дивизии при выходе из города были разгромлены противником...».

А.А. Коробков, генерал-майор, командующий 4-й армией, дал на суде следующие показания: «...Виновным себя не признаю... показания Павлова я категорически отрицаю... Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел...».

Оказавшись плечом к плечу с Коробковым (они сидели на одной скамье подсудимых), Павлов тут же меняет свои показания. Между двумя обреченными генералами происходит следующий диалог:

«Подсудимый Павлов:

— В июне по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря.

Подсудимый Коробков:

— Я об этом не знал. Значит, Попова надо привлекать к уголовной ответственности...».

Обратите внимание, что генералы спорят не о том, были ли приказы Павлова верными, своевременными, эффективными. Они не могут согласиться друг с другом в том, был ли отдан приказ о выводе войск из Бреста или нет.

Как такое может быть предметом спора? Даже в детском саду приказы начальницы издаются в письменном виде, фиксируются в журнале, складываются в папочку с тесемками.

Приказ штаба Западного Особого военного округа был (или не был) отдан за три недели до начала войны. В абсолютно мирное время. Его что — немецкие диверсанты из сейфа выкрали? И почему это приказ командования округа отдается «через голову» командующего армией непосредственно командиру корпуса? Того самого 28-го СК, командование которого, по свидетельству майора Синковского, не то что приказа, а даже «разрешения на вывод двух дивизий из Брестской крепости не получило»...

Оригинал публикации: Свободные новости плюс