Мир
после 1945-го. Кровавая
поступь большевизма
Красные
Кхмеры
«Красные
кхмеры» –
неофициальное
название крайне
левого течения
в коммунистическом
движении аграрного
толка в Камбодже,
созданного
в 1968 году. Их идеология
базировалась
на маоизме (в
самой жёсткой
интерпретации),
неприятии всего
западного и
современного.
Численность
– около 30 тысяч
человек. В основном
движение пополняли
подростки 12-16
лет, лишившиеся
родителей и
ненавидевшие
горожан как
«пособников
американцев».
17 апреля
1975 года «красные
кхмеры» захватили
Пномпень, установили
диктатуру и
объявили о
начале «революционного
эксперимента»
для построения
в Камбодже
«стопроцентного
коммунистического
общества».
Государство
Камбоджа было
переименовано
в Демократическую
Кампучию.
На первом
этапе состоялось
выселение всех
жителей городов
в сельскую
местность,
запрет иностранных
языков и книг,
ликвидация
товарно-денежных
отношений,
преследование
буддистских
монахов и полный
запрет религий,
запрет школ
и университетов,
физическое
уничтожение
чиновников
и военнослужащих
прежнего режима
всех уровней.
17 апреля
1975 года из Пномпеня
было выселено
свыше двух
миллионов
человек, причём
не разрешалось
брать с собой
ничего. “В
соответствии
с приказом
город были
обязаны покинуть
все жители.
Продукты и вещи
брать запрещалось.
Тех, кто отказывался
подчиниться
приказу или
медлил, убивали
и расстреливали.
Этой участи
не избежали
ни старики, ни
инвалиды, ни
беременные
женщины, ни
находившиеся
в госпиталях
больные. Люди
должны были
идти пешком,
несмотря на
дождь или палящее
солнце… Во
время следования
им не давали
ни пищи ни лекарств…
Только на берегах
Меконга, когда
пномпеньцев
переправляли
в отдалённые
районы страны,
погибло около
пятисот тысяч
человек”.
По всей
стране создавались
высшие формы
кооперативов,
в которых согнанные
из городов люди
в тяжелейших
условиях занимались
малоквалифицированным
физическим
трудом. С примитивными
орудиями или
вручную люди
работали по
12-16 часов в день,
а иногда и дольше.
Как рассказывали
те немногие,
кто сумел выжить,
во многих районах
их дневное
пропитание
составляло
всего одну
миску риса на
10 человек. Руководители
полпотовского
режима создали
сеть шпионов
и поощряли
взаимные доносы,
чтобы парализовать
волю народа
к сопротивлению.
За
уголовные
преступления
(например, за
сорванный с
дерева коммуны
банан) грозила
смертная казнь.
Практиковались
репрессии по
национальным
и социальным
параметрам
(из страны
эмигрировали
этнические
китайцы, вьетнамцы,
отдельные
чамские народы,
бывшие представители
господствующих
классов и даже
имеющие высшее
образование;
большая часть
студентов,
педагогов,
буддийских
монахов).
Уничтожались
педагоги, врачи,
священники,
интеллигенция
(при этом интеллигентом
считался всякий,
кто носил очки,
читал книги,
знал иностранный
язык, носил
приличную
одежду, в частности
европейского
покроя), а также
подозреваемые
в связях с предыдущим
правительством,
либо иностранными
правительствами.
Было запрещено
писать и читать.
Расправы,
чинимые «красными
кхмерами, не
поддаются
описанию: “Население
деревни Сресеам
было почти
полностью
уничтожено…
солдаты сгоняли
детей, связывали
их в цепочку,
сталкивали
в залитые водой
воронки и заживо
хоронили…
Людей подгоняли
к краю траншеи,
наносили лопатой
или мотыгой
удар в затылок,
и сталкивали
вниз. Когда
ликвидации
подлежало
слишком много
людей, их собирали
в группы по
несколько
десятков человек,
опутывали
стальной проволокой,
пропускали
ток от генератора,
установленного
на бульдозере,
а затем сталкивали
потерявших
сознание людей
в яму и засыпали
землёй”. Даже
своих же раненых
солдат Пол Пот
приказывал
убивать, чтобы
не тратить
деньги на лекарства.
По
этническому
признаку уничтожались
вьетнамцы,
чамы, по религиозному
– христиане,
мусульмане
и буддийские
монахи.
Уничтожались
монахи (из 60000
монахов в живых
осталось около
3000), статуи будд
и буддийские
книги, пагоды
и храмы были
превращены
в склады, не
осталось ни
одной действующей
пагоды из 2800
имевшихся в
прежней Камбодже.
С 1975 по
январь 1979 года
были убиты все
60 тысяч христиан,
как священники,
так и миряне.
Церкви были
разграблены,
большинство
взорвано.
Из 20 тыс.
мусульман,
проживавших
в округе Каммпонгсием
(провинция
Кампонгтям),
в живых не осталось
ни одного человека.
Из 20 тыс. мусульман
уезда Кампонгмеас
той же провинции
в живых осталось
лишь четыре
человека. Были
разрушены и
разорены все
108 мечетей, некоторые
из них были
превращены
в свинарники,
взорваны или
снесены бульдозерами.
Режим
Пол Пота оставил
после себя 141
848 инвалидов,
более 200 тысяч
сирот, многочисленных
вдов, которые
не нашли свои
семьи. Оставшиеся
в живых были
лишены сил,
были неспособны
к воспроизводству
и находились
в состоянии
нищеты и полного
физического
истощения.
Было
разрушено 634
522 здания, из них
5857 школ, а также
796 госпиталей,
фельдшерских
пунктов и
лабораторий,
1968 храмов были
разрушены или
превращены
в складские
помещения или
тюрьмы. Полпотовцы
уничтожили
несметное
количество
сельскохозяйственных
инструментов,
а также 1 507 416 голов
крупного рогатого
скота».
Подборка
цитат и свидетельств
о преступлениях
режима Пол
Пота.
По Пол
Поту, частная
собственность
– источник
эксплуатации.
Долой ее. Воплощение
эксплуатации
– города; ликвидировать
их. Но у “революционеров”
не было желания
ждать построения
социализма,
ими двигало
“революционное
нетерпение”,
и вот уже Кхиеу
Самфан заявляет:
"Кампучия
докажет всему
миру, что можно
одним махом
достичь полного
коммунизма.
Благодаря этому
наша страна
запишет свое
имя золотыми
буквами на
скрижалях
мировой истории
как первая,
которая сумеет
осуществить
коммунизацию
без ненужных
этапов”.
Пол
Пот и его сподвижники
получили реальную
возможность
реализовать
свои идеи построения
“нового общества”
в 1975 году, когда
они сбросили
режим генерала
Лон Нола.
Воинские
подразделения
красных кхмеров
вступили в
Пномпень 17 апреля
1975 года. В то время
в нем проживали
около трех
миллионов
человек. Толпы
столичных
жителей приветствовали
солдат в черной
форме радостными
криками и
рукопожатиями.
На улицах города
танцевали, пели
и веселились.
Верилось, что
в Камбоджу
наконец-то
пришел мир.
Народ давно
уже устал от
войны.
Новые
власти объявили
борьбу бандам
уголовников
и мародеров,
которые грабили
город, заявив,
что они будут
расстреляны
или повешены
на месте. Однако
началось разграбление
города “чернорубашечниками”.
Вскоре “освободители”
уже рыскали
по улицам столицы,
взламывая
запоры магазинов.
У жителей изымали
автомобили,
мотоциклы, даже
велосипеды.
Солдаты – нередко
это были 14 –
16-летние мальчишки,
произносили
при этом одну
фразу – “ангка”.
Направляя дуло
автомата на
человека, они
заявляли: “Ангка
требует, чтобы
ты предоставил
мне свой мотоцикл”.
После
грабежей начались
убийства. Для
боевиков Ангки
человеческая
жизнь никакой
ценности не
имела, 18-летний
Cap Сам рассказывал:
“В то же утро
красные кхмеры
убили нашего
соседа Кима.
Ему было 42 года.
В 1971 году его
призвали в
лонноловскую
армию рядовым
– там он потерял
ногу”. Когда
несколько
десятков бывших
лонноловских
солдат и чиновников
пытались незаметно
покинуть
правительственное
здание, то все
они были расстреляны
из пулемета
красными кхмерами".
Ликвидировать
города, в соответствии
с воззрениями
Ангки “рассадники
эксплуатации
и буржуазной
культуры”,
начали с Пномпеня.
Стреляя в воздух,
колотя в двери
домов прикладами,
выкрикивая
распоряжения
через мегафоны,
“чернорубашечники”
приказали всем
жителям быстро
покинуть город.
Позднее один
из представителей
нового режима
так объяснял
иностранным
католическим
священникам:
“Отныне, если
люди хотят
есть, они должны
сами добывать
себе пропитание
на рисовых
полях. Город
– обитель порока.
Здесь властвуют
деньги и коммерция,
а это оказывает
на человека
тлетворное
влияние. Вот
почему мы должны
ликвидировать
города”.
(...)
Людское
море захлестнуло
Пномпень. Ночью
тысячи людей
ночевали под
открытым небом.
Утром солдаты
вновь начали
прочесывать
город, выгоняя
жителей на
улицу. Прекратилась
подача воды.
Люди пили из
пруда в городском
парке, из сточных
канав. Началась
дизентерия.
Из окна французского
посольства
его сотрудники
наблюдали такую
картину. Патруль
красных кхмеров,
пробираясь
сквозь вереницу
людей с чемоданами
и узлами, оттеснил
отца и мать от
детей, которых
тут же направили
в другую колонну.
Родители бросились
за ними и тут
же были застрелены.
Вскоре вся
дорога была
усеяна трупами,
которые начали
разлагаться
под жаркими
лучами солнца.
Их никто не
убирал.
Вскоре
Пномпень опустел.
Здесь остались
только трупы
да стаи собак.
Через несколько
дней подобные
операции были
проведены в
других городах
страны. По дорогам
тянулись бесконечные
потоки беженцев,
которые отныне
должны были
повиноваться
только Ангка
лоэу – “верховной
организации”.
(...)
В Демократической
Кампучии началось
созидание
общества “светлого
будущего”. В
советских
газетах того
времени с
удовлетворением
говорилось
о том, что пришедшая
к власти коммунистическая
партия, осуществив
национально-демократическую
революцию,
приступила
к этапу строительства
социализма.
...Пол
Пот говорил:
“Со времен
Маркса, Энгельса
и Ленина Мао
является самым
выдающимся
учителем мирового
пролетариата”.
И вместе с тем
Пол Пот и его
сподвижники
яро отстаивали
самобытность
своей модели
социализма.
В 1977 году Иенг
Сари, давая
интервью итальянскому
журналисту,
говорил:
– Революционный
опыт кхмеров
не имеет прецедентов.
То, что мы пытаемся
осуществить,
никогда не было
сделано в истории.
Вот почему мы
не подражаем
никакой модели
– ни китайской,
ни вьетнамской.
Мы реорганизуем
страну, взяв
за основу сельское
хозяйство.
(...)
Согласно
показаниям
беженцев, диктаторы
Пол Пот и Иенг
Сари осуществляли
массовую кампанию
“по перевоспитанию”
всего населения.
После того, как
спала волна
массовых казней,
учиненных над
горожанами,
народ оказался
под контролем
неведомой
Ангки. Вскоре
стало известно,
что за первый
год усилиями
красных кхмеров
в Кампучии были
разрушены
существующая
социальная
структура,
экономика,
культура, семейные
отношения.
Книги и архивы
были сожжены,
пагоды и музеи
– уничтожены.
...Порой
красные кхмеры
осуществляли
свою традиционную
угрозу — «пустить
человека на
удобрение под
рис». «Убитые
люди были постоянным
источником
удобрений. Их
зарывали в
братских могилах,
поверх которых
сеяли сельскохозяйственные
культуры, чаще
всего маниок.
Часто, собирая
клубни, можно
было извлечь
из земли человеческий
череп с торчащими
из глазниц
корнями».
Видимо,
хозяевам страны
казалось, что
на человеческих
трупах рис и
маниок растут
как на дрожжах.
В этом — проявление
крайней степени
их нравственного
падения, заключающегося
в лишении «классового
врага» права
быть человеком.
Дикость
системы проявлялась
и в момент казни.
Чтобы сэкономить
патроны и
одновременно
дать выход
своему садизму,
палачи часто
не расстреливали
своих жертв,
а прибегали
к другим способам
казни (согласно
подсчетам
Сливинского,
расстрелы
составляли
29% расправ; эта
и последующие
цифры даны
здесь округленно).
У 53% убитых разбит
череп (железным
прутом, рукоятью
заступа, тяпкой),
6% повешены или
задушены
(полиэтиленовый
пакет на голову),
у 5% перерезано
горло, столько
же насмерть
забито. Все
очевидцы твердят
в один голос,
что только 2%
казней совершались
публично — так
казнили опозорившихся
руководителей.
Их лишали жизни
самыми варварскими
способами, в
которых большую
роль играл
огонь (уж не
очистительный
ли?): зарывали
по пояс в яму
с тлеющими
углями, макали
головой в бензин
и поджигали.
На память приходят
мучения — возможно,
вымышленные,
— которым подвергали
кхмеров вьетнамские
оккупанты в
первой половине
XIX века: зарыв
человека в
землю по подбородок,
ему поджигали
голову и кипятили
на этом костре
чай...
Существовал
и каннибализм
как способ
наказания,
отмечавшийся
также в Китае.
Лы Хэнг рассказывает
о кхмерском
солдате-дезертире,
которого перед
казнью заставили
съесть собственные
уши. Упоминается
и употребление
в пищу человеческой
печени, хотя
этим занимались
не только красные
кхмеры: в 1970—1975
годах республиканские
солдаты порой
скармливали
этот орган
своим врагам;
данный ритуал
вообще имеет
некоторое
распространение
в Юго-Восточной
Азии.
Хаинг
Нгор рассказывает,
как из трупа
убитой в тюрьме
беременной
женщины был
вырван зародыш,
печень и молочные
железы; зародыш
был выброшен
к другим, уже
сушившимся
на крыше тюрьмы,
остальное было
унесено со
словами: «Вот
и мясо на сегодня!»
Кен Кхун рассказывает
о главе кооператива,
делавшем глазное
лекарство из
человеческих
желчных пузырей;
он снабжал
снадобьем всех
желающих и
нахваливал
вкусовые качества
человеческой
печени. (Подобные
случаи отмечались
также в среде
горных кхмеров
лы.)
Представляется,
что этот возврат
к антропофагии
представляет
собой частное
проявление
более общего
процесса —
исчезновения
человеческих
ценностей,
нравственных
и культурных
ориентиров,
прежде всего
сострадания,
играющего такую
большую роль
в буддизме.
Один из парадоксов
режима красных
кхмеров состоял
в том, что они,
заявляя о намерении
построить
общество равенства,
справедливости,
братства и
самоотверженности,
спровоцировали,
подобно всем
остальным
коммунистическим
режимам, разгул
постыдного
себялюбия,
торжество
принципа «каждый
сам за себя»,
неравенство
во власти и
бескрайний
произвол. Чтобы
выжить, необходимо
было прежде
всего уметь
врать, жульничать,
красть и не
испытывать
угрызений
совести.
Примером
служили представители
самой верхушки
власти. Пол
Пот, ушедший
в партизаны
еще в 1963 году,
ничего не сделал
для восстановления
связи со своей
семьей даже
после 17 апреля
1975 года. Два его
брата и невестка
были депортированы
вместе с остальными,
один брат быстро
погиб. Двое
выживших, узнав
на портрете
своего родича
и поняв, кто
стал диктатором
страны, сочли
за благо (и, по
всей видимости,
поступили
мудро) никому
не говорить
о своем родстве
с ним.
К 1975 году
идеи и взгляды
полпотовцев
отлились в
цельную программу
“социального
эксперимента”.
В основу всей
социальной
и экономической
политики Пол
Пота и его
сподвижников
после захвата
власти был
положен идеал
уравнительного
социализма,
созидание
которого
осуществлялось
с “чистого
листа” методами
“революционного
насилия”. Смысл
этого социализма
– воспевание
всеобщей бедности,
превращение
человека в
бездумного
и послушного
исполнителя.
Лозунг “опора
на собственные
силы” стал
ведущим принципом
внутри– и
внешнеэкономической
политики красных
кхмеров. Ведь
считалось, что
хозяйственно-экономические
связи Кампучии
с более развитыми
странами приведут
к тому, что она
попадет в
экономическую
зависимость.
В начале
1977 года Иенг Сари
(в то время министр
иностранных
дел Демократической
Кампучии) в
своем интервью
итальянскому
журналу “Эспрессо”
четко и кратко
охарактеризовал
эту модель
“кампучийского
социализма”:
– Демократической
Кампучией
управляет
партия. Население
организовано
в кооперативы.
Денег не существует.
Принцип частной
собственности
ликвидирован.
Газет тоже не
существует.
Старая школьная
система ликвидирована.
При
этом, как отмечали
журналисты-интервьюеры,
отвечал он
очень мягко
на прекрасном
французском
языке и улыбался.
Строительство
социализма
начиналось
с того, что все
“буржуазное”
подлежало
беспощадному
подавлению
и уничтожению.
Чернорубашечники
с упоением
вдребезги
разносили
иностранные
автомобили,
уничтожали
“империалистическое”
оборудование.
На специальных
церемониях
“буржуазная”
техника – трактора,
бульдозеры,
вплоть до бытовых
приборов и
швейных машинок
– демонтировалась
на части.
Под
флагом ликвидации
“эксплуататорских
классов” была
разрушена вся
устоявшаяся
социальная
структура. По
некоторым
свидетельствам,
летом 1975 года
престарелый
Мао Цзэдун
встречался
с Пол Потом и
высоко оценил
деятельность
Ангки:
– Вы
одержали блестящую
победу. Одним
ударом вы покончили
с классами.
Народные коммуны
в деревне, состоящие
из бедных и
средних слоев
крестьянства,
по всей Кампучии
– вот наше будущее.
Все
население
страны было
разделено на
три категории.
Третья – низшая
– это все жители
городов, избавленные
от лонноловского
режима красными
кхмерами в
апреле 1975 года.
Их насчитывалось
свыше трех
миллионов. Сюда
входили также
бывшие офицеры
и солдаты армии
Лон Нола, государственные
служащие, буддийские
монахи, вся
интеллигенция.
Вторая категория
– население
районов, освобожденных
полпотовцами
в ходе боев до
апреля 1975 года.
Их именовали
“новыми жителями”
и они пользовались
некоторым
доверием красных
кхмеров.
Наконец,
к первой категории
(“основное
население”,
“старые жители”)
были отнесены
руководящие
работники новых
государственных
структур, а
также население
горных и лесных
районов и
освобожденных
зон. Именно
здесь еще в
начале 50-х годов
появились
первые базы
партизанского
движения, где
коммунисты
играли значительную
роль. Здесь
набирались
кадры полпотовской
партии и армии.
Это были экономически
отсталые территории,
где, по сравнению
с жителями
равнин, люди
всегда жили
хуже – холодный
климат, суровые
условия, низкие
урожаи риса.
Административно
страна была
разделена на
шесть зон, которые
представляли
собой настоящие
военные округа.
В середине 1975
года были выделены
еще четыре
автономных
района. Осуществив
социальную
ломку страны
и создав военизированную
систему управления,
Ангка смогла
полностью
контролировать
положение по
всей Кампучии.
(...)
В результате
политики переселения
все крупные
города опустели.
Директивный
документ руководств
красных кхмеров
местным организациям
(апрель 1975 года)
так интерпретировал
эту “операцию”:
– Наша
революция по
характеру
глубоко отличается
от революций
в других странах
по целому ряду
моментов. Изгнание
населения из
Пномпеня – это
мера, подобно
которой не было
в революциях
ни одной из
стран. Здесь
речь идет о
чрезвычайном
мероприятии,
направленном
на полное уничтожение
феодального
и капиталистического
строя. Рассредоточив
городское
население по
сельским районам,
мы наносим
решительный
удар по старому
режиму. Это
лучшее из всего,
что когда-либо
имело место.
Пол
Пот и его сподвижники
верили в “очистительную
силу” примитивной
жизни в сельской
общине, где
будет покончено
с “растленной
культурой и
общественными
язвами”. Как
и в Китае, здесь
организаторы
кооперативов
(коммун) стремились
приобщить людей
к “новым формам”
трудовой
деятельности,
общественной
жизни, быта,
морали. На основе
этих самообеспечивающихся
коммун создавалось
бесклассовое
“общество
будущего”.
Измученные
долгой дорогой
горожане прибывают,
наконец, в деревню.
На следующее
утро перед ними
выступает
камафибал
(местный административный
и военный
руководитель).
Он говорит:
– Мы
приветствуем
вас в своем
кооперативе.
То, что вы видите
здесь, – это
дело нашей
справедливой
и дальновидной
Ангки, которая
всегда рекомендовала
твердую линию
и позицию, призывала
быть независимыми,
суверенными,
опираться на
собственные
силы, никогда
ни от кого не
зависеть.
Поблагодарите
Ангку за то,
что она оставила
вам жизнь и
разрешила
участвовать
в нашем деле
национального
восстановления.
Нужно будет
работать и
производить,
производить,
Производить.
Те, кто не будет
производить,
не будет есть.
Вы будете
начинать работу
с восходом
солнца и прекращать
с закатом. Каждый
вечер вас будут
вызывать в
кооператив
для того, чтобы
выслушать
справедливые
и дальновидные
советы Ангки,
которые позволят
вам “перестроиться”.
Не думайте ни
о чем другом,
кроме как о
том, чтобы
производить,
В остальном
же за вас думает
Ангка.
За
обитателями
коммун была
установлена
слежка. Те, кто
протестовал
или жаловался,
считался
“сомнительным
элементом”
и подлежал
ликвидации.
Людям запрещалось
страдать, плакать,
смеяться. Сострадание
или просьба
рассматривались
нередко как
проявления
недовольства
и оппозиции.
В лексиконе
красных кхмеров
не было слова
“милосердие”.
Слабых и больных
уничтожали.
Пол Пот говорил
так: “Общество,
которое олицетворяет
кампучийский
народ, должно
быть здоровым
и крепким. Милосердие
– это преступление”.
В кооперативах
обобществлялось
все, вплоть до
личного имущества.
Запрещалось
иметь свои
миски и ложки,
не разрешалось
отдельно готовить
пищу и питаться.
Все подлежало
строгой регламентации.
Выходных дней
не было. Ежедневным
праздником
должна быть
совместная
работа, которая
взбадривает
людей.
Однажды
в одной из коммун
побывали японцы
– представители
ассоциации
японо-кампучийской
дружбы. Им показали
“коммунаров”,
которые во
время работы
распевали
веселые песни.
Из бесед с селянами
можно было
сделать вывод,
что они всем
довольны. Правда,
рассказывая
о своих впечатлениях,
японцы оговаривались,
что им дали
возможность
поговорить
лишь с несколькими
тщательно
отобранными
крестьянами.
Поэтому узнать,
что же думают
остальные
крестьяне, было
сложно.
(...)
Сам
Пол Пот высоко
оценивал свой
“социальный
эксперимент”:
– Для
95 процентов
населения
страны жизнь
стала значительно
легче, чем прежде.
Раньше люди
не имели земли,
работы, еды,
воды, болели,
продавали
сыновей, дочерей
и даже жен. Они
подвергались
эксплуатации
и угнетению,
трудились, как
рабы. Сейчас
они стали хозяевами
своего труда
и производимой
ими продукции.
В “социально
однородном
обществе” не
нашлось места
интеллигенции,
поэтому она
подлежала
уничтожению.
Это укладывалось
в тезис о ликвидации
различий между
физическим
и умственным
трудом. Радио
Пномпеня постоянно
твердило в
своих передачах,
что “интеллигенты
ни на что не
пригодны”,
“дипломы не
могут прокормить”,
“сейчас вместо
пера в руках
должна быть
мотыга”. К тому
же, твердили
полпотовцы,
самостоятельно
мыслящие, в
отличие от
полудиких
крестьян, люди
могут представлять
серьезную
опасность.
– Я убивал
в первую очередь
тех, кто носил
очки, – рассказывает
бывший полпотовский
чернорубашечник.
– Если в очках,
значит умел
читать. А стало
быть, мог обладать
вредными мыслями.
И вообще очки
– изобретение
буржуазии.
Уцелевшие
представители
интеллигенции
оказались в
сельскохозяйственных
коммунах. На
собраниях
бригады полупьяный
“сантисок”
(шеф службы
безопасности
в общине) останавливал
свой палец на
докторе медицины
и вопрошал:
"Что
такое Ангка?”
Погибавший
от истощения
и непосильного
труда ученый
поднимался,
делал восторженное
лицо и произносил:
“Ангка обеспечивает
нашей стране
демократический
режим. Она –
совершенна,
абсолютно
совершенна.
Руководство
со стороны
Ангка – правильное,
гениальное.
Я всю жизнь
буду идти путем,
указанным
Ангкой”.
По
некоторым
свидетельствам,
в результате
террора, развязанного
полпотовцами,
были уничтожены
четыре пятых
преподавателей
школ и университетов.
Из 11 тысяч студентов
вузов выжили
только 400 человек.
Было уничтожено
более 90 процентов
врачей.
Прекратили
свою деятельность
почта и телеграф,
были закрыты
музеи, телевидение
не работало.
Национальная
библиотека
превратилась
в свинарник.
“Буржуазный”
суд был уничтожен.
Отныне любой
проступок
наказывался
немедленной
смертью. Ликвидируя
интеллигенцию,
полпотовцы
делали все,
чтобы не могла
появиться
новая. Высшие
и средние учебные
заведения были
закрыты, остались
лишь начальные
школы, занятия
в которых
продолжались
не более получаса
в день. На них
дети обучались
основам письма,
хором декламировали
полпотовские
лозунги и учили
речи вождей.
В школьных
учебниках
говорилось:
“Каждый трудящийся
должен испытывать
радость от
того, что он
является полезным
инструментом
в руках Ангки”.
Создавалась
новая “революционная”
мораль. Дети
должны были
шпионить за
своими родителями
и доносить о
любых проявлениях
чувств – грусти,
радости. На
основе новой
морахи создавался
новый человек.
12 – 13-летние дети
становились
убийцами. Один
из таких солдат-убийц
рассказывал:
– Я не
такой, как другие
революционные
товарищи. Многие
не умеют ни
читать, ни писать.
Мне повезло:
я учился в сельской
школе. Когда
в 1970 году началась
война, мне пришлось
все бросить
и уйти в армию.
Мне тогда было
15 лет. Но у нас
можно быть
революционным
солдатом с 12
лет. Теперь мой
дядя обязательно
хочет, чтобы
когда-нибудь
я вступил в
партию. Это
будет очень
трудно. Я должен
стать другим
человеком с
совершенно
особым мировоззрением.
Я не знаю, сколько
в партии членов,
но поверьте,
что это настоящие
вожди. Но революционная
карьера на этом
не остановится,
потому что
затем нужно
будет подняться
выше и получить
доступ в Центральный
комитет партии.
Необразованным
и темным крестьянам
навязывалась
определенная
система взглядов,
превращающая
их в слепых и
бездумных
исполнителей.
Они зубрили
правила, что
боец “должен
ничего не знать,
ничего не слышать,
ничего не видеть,
ничего не говорить”.
http://www.e-reading.org.ua/bookreader.php/64840/Shevelev_-_Piramida_iz_dvuh_millionov_cherepov.html