Архимандрит Константин Зайцев. Церковь в России – подъяремная Церковь и Советская церковь.

Значение возникновения катакомбной Церкви – неизреченно. Если оправданием Императорской России, в момент ея падения, стала Царская Семья, уверенно-спокойно приявшая удел мученический, то в самое мрачное время, когда, казалось, силы ада уже затопляли без остатка наше отечество – именно катакомбная Церковь послужила ей оправданием. Но, и царственные мученики, и новомученики катакомбной Церкви – не только на Небесах являются нашими защитниками, и не только в нашем личном земном уделе, во спасение наших душ, являются нашими путевождями. Они являются нашим упованием и в плане нашего общего земного будущего – если продлит Господь его пути.

Катакомбная Церковь есть то зерно, то ядро, тот источник живой воды, из которых только и может произрасти новая жизнь. Она, только она, катакомбная Церковь, в какой-то момент выйдя наружу, сможет стать основой возстанавливаемой в своей подлинной духовной природе России, вновь способной явить себя мiру в образе Православного Царства. Если Православное Царство, в своей духовной силе, воплощено нашим последним Царем, то Православная Церковь воплощена в нашем Последнем Патриархе, преемство которого на Руси под большевиками хранится именно в катакомбной Церкви, единственно, на почве нашей Родины – истинной.

Нельзя представить себе возрождение Руси иначе, как в образе вновь открывшей себя мiру катакомбной Церкви, возглавляющей всю Российскую церковность, к ней покаянно устремившуюся. Катакомбная Церковь не символ. Она – реальность. Сведена эта реальность может быть, физически, к чему то более, чем скромному. Пусть сведется значение катакомбной Церкви к благословению, даваемому живым силам возрождения России неким одиноким старцем – последышем Катакомбной Церкви. Но вне такого благословения не представима возвращающаяся к жизни Историческая Россия...

Если лучем спасения для России является катакомбная Церковь, то, напротив того, геенским огнем алеет Советская церковь. То – исчадие ада. Духовным антиподом является она Церкви катакомбной. Она знаменует антихристову печать, возложенную на наше несчастное отечество. Является она ужасной угрозой и всему свободному мiру, покрывая обманным светом сатанинскую власть. Внушает она мiру, далекому от устрашающей действительности советской, будто сочетаемо бытие безбожного коммунизма с бытием признавшей его Церкви Божией!

Нельзя переоценить пагубную злостность Советской церкви. Советская Церковь закрывает путь спасения России! Духовно жива Россия, поскольку она исповеднически отвергает Советскую церковь. Если же, по немощи своей, принимает Россия ее, ища в ея храмах утешение и пренебрегая той страшной кощунственной ложью, которая лежит в ея основе, то должна Россия ощущать себя, прибегая к Богу в этих оскверняемых Ложью храмах, по грехам своим так низко павшей, что уже и недостойной молиться в истинных храмах, – и покаянно взывать о помиловании. Поскольку примиряется человек с Советской церковью, воспринимая ее истинной Церковью и удовлетворяясь возможностью иметь в ней общение со Христом, то тем самым возлагает такой человек на себя печать Лжи, в ней воплотившейся. Ведь сущность злую этой церкви составляет не только грех признания сатанинской власти, как, якобы, Богом поставленной; не только грех пролития крови новомучеников, а и страшный грех подмены Церкви. Это – грех антихристов. Нужно углубиться в понимание Советской церкви, чтобы понять все ея окаянство.

Советская церковь канонически порочна. Можно было еще как-то защищать каноническую годность митр. Сергия, как местоблюстителя патриаршего престола. Но стерта самая память о каноничности фактом открытого возведения большевиками митр. Алексия на патриарший престол. Неосторожность имели большевики показывать даже заграницей кино-съемку «соборного» избрания – в форме опроса полномочным представителем безбожной власти Карповым избирателей, членов «Собора». То была обычная для советских «выборов» комедия – в данном случае явно кощунственная и с головой выдававшая Советскую церковь в ея истинной природе.

Советская церковь, призывая весь церковный народ молиться за безбожную власть, сама, в лице своей высшей иерархии, в предельно кощунственной форме возносит к Богу эту «молитву». Всем памятно изображение митр. Николая на почетной страже у гроба Сталина. По поводу его семидесятилетия 74 иерарха во главе с патриархом Алексием так кончали свое обращение к нему: «...ощущая на каждом шагу своей церковной и гражданской жизни благие результаты Вашего мудрого государственного руководства, мы не можем таить своих чувств и... молимся об укреплении Ваших сил и шлем Вам молитвенное пожелание многих лет жизни на радость и счастье нашей великой Родины, благословляя Ваш подвиг служения и сами вдохновляясь этим подвигом Вашим». Этот день «был освящен общественной молитвой» во всех храмах Советской церкви. Соответственно принята была смерть Сталина. Патр. Алексий говорил о нем, как о «великом вожде нашего народа». «Упразднилась сила великая, нравственная, общественная; сила, в которой народ наш ощущал собственную силу, которою он руководился в своих созидательных трудах и предприятиях, которою он утешался в течение многих лет...». Отмечалось то доброе, что он всегда делал для Церкви, которая, оплакивая его уход, «провожает его в последний путь, «в путь всея земли», горячей молитвой». «Мы молились о нем, когда пришла весть об его тяжкой болезни. И теперь, когда его не стало, мы молимся о мире его безсмертной души». «Молитва, преисполненная любви христианской, доходит до Бога. Мы веруем, что и наша молитва о почившем будет услышана Господом. И нашему возлюбленному и незабвенному Иосифу Виссарионовичу мы молитвенно, с глубокой, горячей молитвой возглашаем вечную память».

Советская Церковь кощунственно свое церковное слово, свое церковное дело ставит на службу безбожникам. «Защищая вместе с народами мир, мы защищаем не политическую линию или систему, а право людей на жизнь и возможность мирного существования народов, какой бы системы они ни придерживались. В борьбе за мир мы ставим заветы Евангелия выше каких бы то ни было политических соображений и своим единством в защите мира стремимся обезпечить продолжение дела Христова среди мирных народов... Христиане! Отбросив в сторону сомнения, образуем союз всех христианских сил, чтобы нашим содействием дух мира восторжествовал над духом силы». Так вещал митр. Николай Крутицкий. И тут же патр. Алексий призывал, «во имя Христа Спасителя мiра», к отдаче Кореи коммунистам – «к совершенному окончанию безбожной войны». Это лишь отдельные штрихи огромной, все расширяющейся, картины организации свободного мiра под знаменами Христа – во имя прекращения сопротивления коммунистической агрессии.

Советская церковь внутри России возглавляет своеобразный местный «экуменизм», все исповедания объединяющий под ферулой серпа и молота. Разительный обращик кощунства явлен был «Конференцией всех церквей и религиозных объединений в СССР в защиту мира», заседавшей под портретом Ленина в Тр.-Сергиевой Лавре 9-12 мая 1952 г. и закончившейся словами патр. Алексия: «Да возсияет над землею радостный и вечный мир, и над всеми народами да пребывает благословение Бога любви и мира». Пред нами церковно-православный вариант коммунистического интернационала! «Новая жизнь неумолимой поступью идет на смену загнившему мiру, носящему в себе яд злобы и ненависти» – возглашал митр. Николай Крутицкий.

Можно было бы до безконечности умножать обращики самого невероятного кощунства, и словом и делом, от лица видных представителей Советской церкви исходящие – явно-лживые, злостно-предательские, нагло-пропагандные. И все же не здесь самое страшное, предельно-страшное – истинно апокалиптическое.

Мне пришлось однажды слышать от одного мне очень хорошо известного, глубоко правдивого, «белого» педагога поразительный разсказ. В начале Революции ему говорил один его давний и близкий соработник, убежденный коммунист, идейный, какие тогда были не такой уж редкостью, когда речь зашла между ними однажды о гонениях на Церковь, всячески и творимых и поощряемых советской властью. «Это пустяки – сказал он. Подождите – вот когда мы войдем в алтарь ваших храмов и будем говорить с амвона – это будет серьезно!». Это уже и есть именно то, по самому своему заданию, что должна была осуществить и что осуществила Советская церковь! Тут, действительно коммунисты «вошли в алтарь и стали говорить с амвона». Страшно, до предельного ужаса страшно было видеть как совершалось падение отдельных лиц, высоко в Церкви стоящих, иногда очень высоко морально ценимых. Превращались они в слепые орудия коммунистов – больше того в соработников их, в верных их слуг, готовых выполнять, не только за страх, но и за свою сожженную совесть, данные им задания. Доходили они до такого состояния, что представлялось даже затруднительным сказать – чем такой человек отличается от коммуниста! В каком-то отношении такой человек мог даже представляться морально более предосудительным, более отталкивающим, чем подлинный коммунист. И все же перед нами был – падший человек, пред нами была – жертва. Можно было ожидать даже и от него проявлений покаянного чувства, в какой-то момент даже яркого, спасительного!

Самый большой ужас был в другом. Ряженые коммунисты могли отныне становиться священниками и епископами. Ужас был в том, что целая сатанинская система возникала подготовки именно таких кадров духовенства и епископата. Имея лишь видимость священников и архиереев они, на самом деле, должны были оставаться чекистами, кощунственно выполнявшими все, от них требуемое церковными правилами, как лишь лицедейство...

Предельно страшно, в своем существе, явление Советской церкви. Когда я в Харбине занялся изучением ея судеб на основании обильного материала, в моем распоряжении оказавшегося (первая часть этого труда опубликована, остальные две погибли в рукописи), я делился своими впечатлениями с двумя лицами: с митрополитом Мелетием (который в рукописи знакомился с моим трудом) и со схимником старцем Игнатием. Оба, совершенно независимо один от другого, ибо они и в общении-то не находились, свое суждение о Советской церкви выражали одними и теми же словами: «священство не священство и таинства не таинства». При всем моем глубочайшем уважении к обоим этим лицам я тогда до конца не мог приять этого суждения, как и сейчас буквально его приять не в силах. Я безпрекословно принимаю этот приговор, как некое принципиальное положение, определяющее страшное существо Советской церкви. Это не Церковь. Это – суррогат ея, обман, фальсификация, «эрзац», и имеет этот оборотень Церкви двоякое назначение: борьбы с Христом и подмены Христа, в полном соответствии с существом антихристовой силы, в этом же смысле двоякой, в соответствии с двояким смыслом приставки «анти»: «вместо» и «против»...

В отношении к свободному мiру предельно заостряется злая сущность Советской церкви... Однако, при всех условиях – ничего, кроме Зла, за рубежи России Советская церковь не способна нести. Это заведомо так. Этим определяется оценка трезвая всей деятельности Советской церкви заграницей и нормальное отношение к ея отдельным актам – каковы бы они ни были по своему содержанию...

Всякая аргументация, развиваемая в пользу необходимости, полезности, допустимости, законности, оправданности общения с Советской церковью есть вытекшее из Отступления ослепление, не позволяющее видеть в истинном свете все совершающееся в мiре.

Встреча свободного мiра с Советской церковью, как с Церковью, есть неизменно встреча двух форм Отступления. Своя своих познаша!

(«Пастырское Богословие», часть 2-я, 1961 г., стр. 144-151).