НОВОСТИ     СТАТЬИ     ДОКУМЕНТЫ     ПРОПОВЕДИ     ПРЕСТОЛ     СВЯЗЬ     ГОСТИ     ЖУРНАЛ  


Без срока давности. Преступления советской власти

(Отрывок из книги Михаила Боуйкова «Люди советской тюрьмы»)

Сын слесаря Бортникова, двенадцатилетний Митя бежал из дому, оставив коротенькую записку:

"Папа и мама!

Не ищите меня. Я иду навстречу славной героической жизни. Вернусь орденоносцем или не вернусь совсем.

С пионерским приветом Д. Бортников".



Рано утром, до начала работы на фабрике, отец пошел в городское отделение милиции. Выслушав его и записав имя, фамилию и адрес, а также приметы бегле­ца, ночной дежурный по милиции, позевывая, сказал:

Зайдите через неделю. Может быть, найдется. Но через неделю беглец не нашелся, через месяц — тоже. Дежурный, которому надоели посещения Бортникова-отца, посоветовал ему:

Вы бы, гражданин, к нам ходить перестали. Потому, бесполезное это дело. Лучше мы вас повесткой известим, когда следы вашего сына обнаружатся. Так что ждите повестки.

Митины следы обнаружились лишь спустя два го­да и без участия милиции в этом. Он прислал с Дальне­го Востока письмо.

"Нахожусь в армии. Мне здесь хорошо. Орден пока еще не заслужил, но добьюсь его",— сообщал Митя родителям.

Вскоре от него было получено еще два письма и продовольственная посылка. Обрадованный этим, мно­госемейный Бортников хвастался в заводском цеху:

Мой младший-то, непутевый Митька, как хоро­шо устроился. Несмотря на малолетство, в армии слу­жит. Посылки домой шлет: белый хлеб и сало. Орден обещается заслужить.

Однако, первая митина посылка была также и по­следней. Он больше никогда ничего не прислал и не написал ни строчки. Отец пробовал наводить справки о нем, но безуспешно. Следы сына снова затерялись. В присланных же им трех письмах и посылке адреса от­правителя не было.

Бегство Мити Бортникова из родительского дома в 1929 году было по-советски "идеологически выдер­жанным". Если дореволюционные мальчишки пытались бегать "в Америку" просто для того, чтобы "посмотреть живых индейцев и поохотиться на бизонов", то юный пионер Митя ставил перед собой более возвышенную цель. Он сбежал на Дальний Восток "защищать вместе с пограничниками советскую родину от белокитайцев и ловить шпионов", о которых так много писали в дет­ских журналах и рассказывали на сборах отряда юных пионеров.



Митя так и объявил на пограничной заставе, куда ему удалось добраться с большим трудом. Выслушав его, начальник заставы, пожилой сверхсрочник Нечипу-ренко пожевал седеющий ус и выругался:

Чорты тебя принесли! Теперь с тобой, байстрюком, хлопот не оберешься.

Действительно, в последующие дни, хлопот с юным кандидатом в пограничники у заставы было много. Це­лую неделю красноармейцев, вместе с их командиром Нечипуренко, допрашивали следователи ГПУ, приехав­шие из штаба пограничного полка. Они интересовались всеми, даже мельчайшими подробностями появления на заставе беглеца из дому. Его на допросах били. Били и спрашивали:

Почему ты очутился в районе пограничной заста­вы? Хотел бежать к белокитайцам? Зачем? Кто тебя послал? Признавайся!

Митя плакал, но упрямо твердил одно и то же:

Никто меня не посылал. Я сам. Хочу быть погра­ничником и ловить шпионов.

Присмотревшись к мальчику повнимательнее, один из гепеушников, избивавших его, предложил старшему следователю:

Товарищ начальник! А что если этого пацана употребить?

Как употребить?— не понял следователь.

В нашем допросном деле. Он физически крепкий, выносливый и упрямый. Говорит, по всему видать, прав­ду. Может быть полезным органам ГПУ.

Следователь подумал и сказал:

Хорошо. Я доложу начальству... Пограничное начальство ГПУ к предложению сле­дователя и его подчиненного отнеслось благосклонно. и из мальчика начали готовить будущего энкаведиста. Прежде всего, ему было сказано:

Ты не обижайся на то, что тебя слегка потрепали на допросе. Это было необходимо для проверки твоей правдивости, стойкости и выносливости. Испытание ты выдержал хорошо.

Значит, я могу быть пограничником?—с бурно забившимся от радостной надежды сердцем спросил Митя.

Пока еще нет,— ответили ему — До того, как стать пограничником, нужно многому научиться. Мы тебя будем учить.

И его отправили на городскую бойню, в то же от­деление, где производился убой скота для армии. На недоуменный вопрос: "зачем это?" мальчик получил такой ответ:

Ты должен привыкнуть к виду и запаху крови. Это необходимо пограничнику.

Последнюю фразу он слышал потом часто. Мите говорили так, посылая его присутствовать при арестах, допросах, пытках и расстрелах людей. Палачи "ло­мали" характер, нервы и чувства мальчика.

Митина "учеба" продолжалась около двух лет. После этого он получил новенькое обмундирование по­граничника и, примеряя фуражку с зеленым околышем, чувствовал себя счастливым впервые за все вр'емя, про­веденное вдали от родительского дома. Ему казалось, что страшная и отвратительная "учеба" осталась поза­ди и больше не повторится, что на границе, куда он должен был ехать, все будет хорошо и интересно.

Служить на пограничной заставе для мальчика действительно было интересно. Пограничники выслеживали и ловили людей, устраивали на них засады, охотились с собаками. Правда, Митя представлял себе шпионов совсем не такими, как те, в охоте на которых он теперь часто участвовал. Среди них не было вооруженных до зубов и отчаянно сопротивляющихся.

Перевелся шпион. Совсем никудышний стал. Вот полдесятка лет назад попадались крупные птицы. А нынче хватаем беглых с нашей стороны да контрабандистов,— говорили красноармейцы-сверхсрочники.

Как раз в это время Бортниковы и получили письма и посылку от сына.

На границе Митя прослужил всего лишь пять ме­сяцев, а затем был отозван в штаб дивизии на курсы повышения военных знаний. Эти курсы были засекре­ченными и что они собою представляют—он узнал то­лько на их первом занятии. Там готовили "помощни­ков следователей по физическому воздействию", т.е. специалистов по пыткам людей.

Перспектива превратиться из пограничника в палача привела Мишу в ужас и он немедленно написал началь­нику курсов рапорт с просьбой о возвращении на за­ставу. Результатом этого была короткая и не весьма приятная беседа с начальником курсов, майором ГПУ Подгайным. Майор вызвал к себе в кабинет непокорно­го курсанта и, возвращая ему рапорт, спросил:

Значит, вам хочется обратно на границу?

Так точно, товарищ начальник,— по-военному ответил курсант.

А нам хочется наоборот, чтобы вы оставались здесь. Понятно? И без всяких фокусов. Иначе другие курсанты будут проходить все наши науки на вашей паршивой шкуре. Проходить практически. А эту свою бумажонку вы можете отнести в отхожее место.

И майор, давая понять, что разговор окончен, ука­зал ему пальцем на дверь...

"Программа" курсов была несложной. Учили, как избивать людей разными способами, сопровождая "практические" приемы такими "теоретическими" на­ставлениями:

Вы должны расчеловечить, обезволить человека. Превратить его в тряпку, в кусок мочалки. Добиться, чтобы он дал любые, нужные следственным органам, показания. При этом всегда помните: ни к кому никакой жалости. Хладнокровная и точная работа без жалости — основа вашей профессии...

Окончившего полугодовые курсы подготовки па­лачей, Митю командировали в распоряжение ГПУ Вла­дивостока. Там он три года "превращал людей в тряп­ки" и добивался от них признаний. Эта "работа" сов­мещалась с "учебой без отрыва от производства"; дважды в год краевое управление ГПУ проводило "краткосрочные курсы усовершенствования квалифика­ции следственных и оперативных работников".

Профессия палача была противна Мите Бортнико-ву, он стыдился ее и поэтому ничего не сообщал роди­телям о себе. Его "учителям" никак не удавалось вы­травить у него чувство жалости к людям. Нервы и чув­ствительность Мити притупились, но на допросах он, все же, не мог так зверствовать, как помощники следова­телей старше 'его по возрасту. Пытая людей, он старался причинить им, по возможности, меньше боли. Началь­ство дважды объявляло ему выговоры в приказах "за небрежное и халатное отношение к служебным обязан­ностям". Однако, благодаря какой-то странной случай­ности, это не помешало его дальнейшему продвижению по службе. Заместитель начальника владивостокского управления ГПУ однажды объявил ему:

То, чему вы здесь у нас учились, собственно го­воря, кустарщина. Мы решили выдвинуть вас на более серьезную, настоящую учебу. Поедете на Северный Кав­каз, в пятигорский институт телемеханики... Ну, как? Довольны? | Ошеломленный лестным для многих других чекистов, но страшным и противным для него выдвижением, Митя еле выдавил из себя несколько слов благодарности.

В Пятигорске Дмитрий Бортников попал в руки но­вых "учителей" — опытных матерых палачей. Это бы­ли организатор телемеханического института, началь­ник северо-кавказского управления НКВД майор Дагин и его заместители Дрейзин и Крылов, все трое чекисты с первых лет революции.

Их институт был организован и оборудован по по­следнему слову "науки и техники" энкаведистов и имел специальные пыточные машины. В нем подготовлялись, так называемые телемеханики, палачи высокой квалификации, по программам, утвержденным в Москве нар­комом внутренних дел. Основа "учебы" была такова же, как и на Дальнем Востоме: никакой жалости!

Преподавали в институте Крылов, Дрейзин и еще несколько их помощников из старых опытных чекистов. Эти "научные деятели" НКВД, в первые же месяцы обу­чения Дмитрия Бортникова, убедились, что он не толь­ко самый нерадивый и неспособный из всех "учащих­ся", но вообще не имеет желания быть теломехаником, питает отвращение к этой профессии и, следовательно, в будущем может стать ненадежным и даже опасным для НКВД. Об этом было доложено Дагину. После не­которого раздумья он приказал своим заместителям:

Пока продолжайте его учить. А потом мы уст­роим ему испытание.

В ноябре 1936 года Бортникова, прямо с урока, поз­вали в кабинет Дагина. Кроме последнего, там находи­лись Дрейзин и Крылов. Дагин, нажав настольную кнопку электрической сигнализации для вызова аресто­ванных, обратился к юноше:

Дмитрий Васильевич Бортников! Вы самый пло­хой студент нашего института, но мы дадим вам воз­можность исправиться. Последнюю возможность. Из того города, где вы жили в детстве, сюда доставлен враг народа Василий Бортников. Обработайте его здесь, при мне.

В кабинет ввели худого, остриженного наголо ста­рика с лицом "тюремного цвета". Молодой теломеханик еле узнал в нем отца. Старик тоже не без труда узнал сына, ставшего взрослым и одетого в мундир энкаведиста.

Это ты, Митя?— спросил отец, не веря своим гла­зам.

Я,— хрипло прошептал юноша.

Палачом, значит, сделался? Ну, бей меня! Мучай! Виноват я, что кровопийцу вырастил. Бей отца, и будь проклят!— и закрыв лицо руками, старик заплакал.

Дмитрий Бортников бросился с кулаками на своих "учителей", но одолеть трех энкаведистов не смог. На него надели наручники, и разозленный Дагин здесь же приказал Дрейзину:

Отца расстрелять, а сына использовать в качестве подопытного субъекта.

Первая половина его приказа была выполнена в ту же ночь, а вторая выполнялась более года. Дмитрия Бортникова пытали на институтских уроках, говоря при этом "студентам":

-_Данный подопытный субъект - бывший теломеханик-студент. Он нарушил одну из главных установок НКВД: никакой жалости к подследственникам. Вы види­те, как он наказан? То же будет и с вами, если вы по­пробуете повторить его ошибку...

Когда у Бортникова не осталось почти ничего от образа и подобия человеческого, он был брошен в ка­меру смертников. На его теле нет ни одного живого места. Все избито, искалечено. И все-таки он хочет жить.

Как бывшего энкаведиста, Дмитрия Бортникова, пергд посадкой в тюрьму, обыскивали не особенно тща­тельно. В заднем кармане его брюк случайно сохрани­лись несколько листков бумаги и среди них один сек­ретный документ НКВД. Его я читал в камере смертни­ков. Вот что там было напечатано пишущей машинкой, через копировальную бумагу, фиолетовыми буквами:

"Секретно.

Копия для учащихся института. Управление НКВД по Северо-кавказскому краю. Город Пятигорск, 24 апреля 1935 г.

УЧЕБНАЯ ПРОГРАММА ПЯТИГОРСКОГО ТЕЛОМЕХАНИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА

1. Анатомия и физиология человека:

теория — 12 учебных часов.

2. Кожные покровы человеческого тела:

теория — 4 часа.

3. Нервная система и ее деятельность:

теория — 8 часов.

4. Наиболее чувствительные точки человеческого тела:

теория — 8 часов, практика — 36 часов.

5. Основы теоретической и практической телемеханики:

теория — 6 часов.

6. Начальная работа над подопытным субъектом:

практика — 26 часов.

7. Главные методы физического воздействия и их применение:

теория — 38 часов, практика — 112 часов. 8> История телемеханики с древнейших времен до наших дней:

теория — 22 часа.

9. Новейшие телемеханические машины и их действие:

теория — 18 часов, практика — 84 часа.

10. Физическая и психическая выносливость человеческого организма:

теория — 6 часов, практика — 20 часов.

11. Приведение приговоров в исполнение:

теория —8 часов, практика — 42 часа.

Всего учебных часов: теории — 130, практики 320 часов.

Программа рассчитана на 10 месяцев".



Далее в этом документа стояли подписи:

"Начальник пятигорского телемеханического института: профессор Дрейзин.

Заместитель начальника института: доцент Крылов.

Программу утвердил:

Начальник Северо-кавказского управления НКВД: майор Дагин".

В начале документа слева был поставлен штамп, а в конце — печать северо-кавказского управления НКВД. Ниже печати чернела клишированная подпись:

"Утверждаю. Наркомвнудел Г. Ягода".

Пятигорский телемеханический институт не един­ственный в стране. Заключенные, побывавшие на до­просах в управлениях и отделах НКВД Москвы, Ленин­града, Киева, Тифлиса, Минска, Ростова и других круп­ных городов, свидетельствуют, что и там имеются по­добные "учебные заведения закрытого типа".







РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ ЗАГРАНИЦЕЙ
КЁНИГСБЕРГСКIЙ ПРИХОДЪ СВ. ЦАРЯ-МУЧЕНИКА НИКОЛАЯ II
e-mail: info@virtus-et-gloria.com